Ох, не стоило мне его читать! Едва не стошнило. Кровь вязкой струйкой потекла из носа. Негодяй аж облизнулся. Я отвернулась и снова посмотрела на девчонку-воровку. Она улыбнулась одними губами, приоткрыв верхние зубы с едва заметной щелью между ними. Голубоватая дымка сгущалась вокруг неё, звала.
Воровка заискивала нарочно, хитрюга, но та тварь с лоскутом была во стократ хуже. Я подошла к девчонке и выкрикнула:
— Слава Безликому, защитнику слабых и угнетённых!
В лицо дохнуло прохладным ветром.
— Слава Безликому! Безликий ведёт нас, Безликий наставляет нас, вся наша жизнь — служение ему! — вторила толпа уже по привычке.
Воровка, дразнясь, щурилась в мою сторону.
— Глупая — пожалеешь! — шепнула она, и как только палач развязал ей руки, сбежала с эшафота и растворилась в толпе.
Бесновался осуждённый, которого я не спасла, изрыгал проклятья:
— Демоновы обманщики меня подставили! Нету никаких богов, никто их не слышит!
Он бросился ко мне. Я отпрянула. Злодея ухватили стражники.
— Нету возрождения! Мы живём здесь и сейчас, здесь и сейчас! — успел выкрикнуть он, прежде чем стражник ударил его латной перчаткой в живот.
Силы оставили меня, ноги подкосились. Я упала в чьи-то услужливо подставленные руки, придерживалась за его шею, как за спасительную соломинку. Меня куда-то понесли. Сутолока вокруг, шелест одежды, топот башмаков.
— Чудо! Чудо! Дайте прикоснуться! Дайте же прикоснуться! — ввинчивались в уши голоса со всех сторон.
— Разойдитесь! Ей нужен воздух! Стража! — дрожало рядом горло.
Я не выдержала и ускользнула в темень.
В нос ударил резкий запах нюхательной соли. Стучали по мостовой подковы, скрипели колёса. В голове шумело, на языке ощущался солоноватый привкус крови, а тело наливалось слабостью, но я всё же заставила себя распахнуть веки. Тёплые ореховые глаза смотрели с тревогой и сожалением.
— Я… надорвалась? — язык с трудом ворочался между слипшихся нёб.
— Перенапряглась. Не стоило… — Жерард ласково провёл по моим волосам.
Я лежала у него на коленях на лавке открытой летней повозки. На козлах сидел молчаливый кучер и придерживал горячившихся гнедых рысаков. Больше никого тут, к счастью, не было.
— Я… не смогла, — голос сипел и срывался, но мне надо было сказать. — Он душегуб… насильник. Скупал мальчиков… из работных домов и издевался над ними. П-потом кастрировал м-мясницким тесаком. В-вы знали?
— Боги, нет! Мне сказали, что его преступление было тяжким, но чтобы настолько… У него могущественный покровитель, теперь будут проблемы, — Жерард вздохнул и крикнул кучеру, пряча за пазуху флакон с нюхательной солью.
Свистнул бич, кони побежали шустрей, раскачивая борта из стороны в стороны.
— Если бы мы его спасли, он бы принялся за старое, — голос обрёл уверенность, а тело колотила крупная дрожь. — Я не могу так! Если я перестану верить в свою правоту, то никакие ухищрения не приблизят меня к нему!
— Тише, девочка, тише, — Жерард вдавил пальцами точки на моём теле: в ямочке на затылке, слева под ключицей и на позвоночнике у поясницы. Я обмякла, не могла даже пошевелиться, только смотреть в густые ореховые глаза. — Спи. Я поставлю тебя на ноги, и такого больше не повторится, обещаю, — он прижал меня к себе крепче и принялся убаюкивать, как ребёнка. Вдруг усмехнулся с горьковатым привкусом иронии: — Быть может, оно и к лучшему. По крайней мере, нам поверили.
Глава 13. Марш победителей
Болезнь запомнилась урывками. Меня устроили на кушетке в смотровой лаборатории, запеленав в несколько пуховых одеял. Слабость накатила такая, что я не могла пошевелиться.
Все очень переживали. Жерард ухаживал за мной, не оставляя даже ночью. Обычные целительские методы: выплетал пальцами из огня зажжённых свечей сети, укутывая меня ими, сужая звенья, чтобы восстановить силы, прикладывал ладони, обдавая животворным жаром в местах, где оболочка ауры разорвалась. Кнут и Кьел отпаивали противными горькими зельями, отирали от пота. Шандор массажировал жизненно важные точки, мазал снадобьями и эфирными маслами. Девчонки и Густаво по очереди кормили меня жидкими кашами и протёртыми супами.
Лихорадочный бред сменялся апатией. Перед глазами стояли жуткие картины, которые я подсмотрела в голове у осуждённых. Иногда вместо них снился Огненный зверь. Он сражался с мглой, она рвала его на части, заполоняя собой весь мир.
Порой мне казалось, место Жерарда подле моей постели занимал Безликий. На нём был серый мешковатый балахон, а лицо закрывала круглая белая маска, как в театре, с продольными царапинами, выкрашенными в цвет крови. Лишь он, его прикосновения приносили облегчение. Но когда я просыпалась, рядом снова оказывался Жерард.
Ничто не могло длиться вечно, вот и болезнь отступила спустя две недели. Я потихоньку возвращалась к занятиям, хотя домой меня не отпускали. Как-то вечером, когда все уже разошлись, Жерард заглянул ко мне и уселся на стул напротив кушетки.
— Я уже поправилась, на воздухе быстрее сил наберусь, — не выдержала я. — Отпустите меня!