Пророк (СИ)

Верхняя губа, подрагивая, приподнялась, чуть-чуть обнажив зубы. Я не расслышала его слов, но в следующий миг оказалась в его объятиях. Жадные до ласк ладони щупали через тонкий шёлк платья. Я льнула к нему, обвивала руками плечи, целовала шею и подбородок. Микаш суматошно расстёгивал булавки у меня на спине.

— Аккуратно, платье дорогое! — смеясь, предупредила я. Ещё бы чуть-чуть, и ткань треснула.

Микаш отошёл на шаг и окинул с головы до ног придирчивым взглядом, не оставляя без внимания ни пяди моего тела.

— Повернись, — велел он. Я послушалась, борясь с тревогой.

Он подошёл и убрал волосы с моих плеч.

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь запомнить. На это раз всё, каждую мелкую чёрточку. Ты такая красивая! Жаль, что я не знаю слов, чтобы описать.

Мы едва добрались до кровати. После жарких ласк Микаш приткнулся ко мне боком и, натянув на нас обоих одеяло, уснул. Я сняла с его волос тесёмку, которая удерживала их в пучке на затылке. Они тут же рассыпались непослушной копной соломы.

Так страшно. Мгновение, и он уйдёт, как уходили все из моей жизни.

Я хотела прижаться поближе к нему, но нечаянно разбудила. Микаш перевернулся на спину и уложил меня к себе на грудь.

— Прости, — прошептала я.

Он приоткрыл глаза и разглядывал меня сквозь маленькие щёлки. Я боялась с ним заговорить, потревожить или надоесть. По щеке скатилась одинокая слеза и капнула ему на грудь.

— Не плачь, принцесса. Я сделал тебе больно?

— Нет. Лютнист Маркеллино сказал, что ты вспоминал обо мне… — попыталась отговориться я.

— Сглупил, — отвечал он, растягивая неловкие паузы. — Эти высокородные командиры потащили меня в дом увеселений…

Я взвилась и занесла руку для пощёчины. Он распахнул глаза и не моргал, смиренно ожидая своей участи. Ну как его такого ударить? И больно внутри, всё жжёт и переворачивается, аж дышать трудно.

— Надеюсь, ты не заразил меня никакой дрянью, — я попыталась встать. Надо помыться, чем быстрее, тем лучше, и не показывать, как слёзы текут уже в два ручья.

— Стой! — он обхватил меня за талию и притянул обратно. Куда мне против такой силищи! — Я всё-таки сделал больно, да? Не беспокойся, ты ничем не заразишься, потому что я ни с кем не спал.

— Вот и хорошо, — я попыталась вырваться, но он держал стальной хваткой. — Тебе не нужно. Если… если ты будешь возвращаться чистым, я восполню тебе всё. Я нашла книжку, тут про близость всякое… Как сделать лучше, разнообразнее, вот, — он всё же меня отпустил. Я взяла с тумбы книгу и показала рисунки.

— Занятно, но человеческие тела так не гнутся, — усмехнулся он.

— Меня как раз учат гнуться, могу показать. Это и в битвах поможет, более раскованные движения, — он продолжал смеяться, и я понурилась.

Он забрал у меня книгу и оставил на тумбе, а меня снова притянул к себе. Я затихла, уткнувшись носом в его ключицу.

— Я обещал хранить тебе верность, и я это сделаю. То, что у нас есть, самое прекрасное, и я не хочу разменивать его на мелочи, марать грязью или поливать твоими слезами. Я всегда буду любить только тебя, и тебе необязательно мне угождать. Я буду с тобой до тех пор, пока ты сама меня не прогонишь.

Я подтянулась на руках и поцеловала его в губы.

— У тебя так здорово получается. Где ты научился?

— Я просто очень долго мечтал… оказаться на месте Йордена во время твоей помолвки. Смог бы я завоевать уважение твоего отца и твои симпатии?

Немного боязно отражаться в этих мглистых глазах во всей уязвимой наготе, будто мы уже одно, живём одной мыслью, одной радостью, одной болью.

— Правду?

Он кивнул.

— Мой отец очень сложный человек. — Если быть до конца откровенной, отец любого моего жениха счёл бы недостойным, даже если бы бедолага оказался королевских кровей. Родительская ревность — жуткая штука. — А я… мне надо было дорасти, пройти через всё это, понять себя и узнать тебя, — я выводила пальцами узоры на груди Микаша. Он недовольно жевал губами, явно надумывая себе что-то совершенно не то. — Но мне бы польстило внимание прославленного Сумеречника. Такой ответ тебя устроит?

— Пока ты меня не прогонишь, — прошептал он, натягивая на нас одеяло.

Я поцеловала его в угол челюсти и покорно затихла. Сон накатил сам.

Утром я проснулась от поцелуев на своей груди. Кажется, кто-то решил отомстить за то, что я не давала ему спать ночью. Разморённая нега мешала шевелиться.

— Ненасытный, — усмехнулась я сквозь зевоту и откинула одеяло с его головы.

Микаш подтянулся на руках и обиженно надул губы.

— Спозаранку пристаёт, а шуток не понимает.

Я обхватила его за плечи и принялась целовать. Через полчаса я уже одевалась. Благо, в сундуке была припрятана менее приметная одежда, чем платье с парада.

— Куда? — спросил Микаш, свесив с кровати голову и отбросив наполовину одеяло. — Полежи ещё!

— Не-а, так я никогда из постели не выберусь.

Разглядывая себя в зеркало, я расправляла складки на повседневном голубом платье.

— А я бы оставался в ней на веки вечные, — он растянулся на простыне, как разомлевший кот на нагретой летним солнцем мостовой. Разве что не мурлыкал.