Прорвемся, опера!

Глянул на Румянцева. Вот действительно, пятая нога, совсем не хочет работать. Руслан Маратович, помню, как-то раз сказал про него жёстко, нецензурно, но метко и в точку, про рукав там и всё остальное.

Сидит, и просто пишет, пишет и пишет, ещё и торопится куда-то, потому что поминутно на часы поглядывает. Никакой помощи, но зато скрупулезно обстановку в протокол осмотра вписывает, и то дело. Ладно, пусть заполняет свой протокол, потом сам объяснение еще возьмет, зато мне будет меньше писанины.

Зацепки есть, что нотариус, что контора риелторов, но главное сейчас — понять, куда пропал старик Захаров. Есть небольшой шанс, что его напоили, переписали хату, выписав с этого места, и в итоге не грохнули, а сделали бомжом, забрав паспорт. Могли и не убить, такое тоже бывало. Хотя я в душе и склонялся к другому варианту. Но если он всё-таки жив, там, глядишь, что-нибудь и получится прояснить.

Начну с больницы. Деда могли держать там, пока не закрыта сделка, чтобы он не мешал оформлению, и кто-то может быть в курсе этого. Вряд ли кто-то из врачей в доле, деда могли выдать за слабоумного, да и он, может, сам был в маразме, так что ему бы никто не поверил.

Так что надо ехать туда. Так, кто у нас ещё в группе? Румянцев пишет, Кирилл фоткает обстановку, а вот участковый Прохоров щёлкал семечки, сидя на подоконнике. Надо его тоже запрячь. Но я его помнил, ленивый он. Вернее, он не ленивый, он трудоспособный, просто недостаточно мотивированный.

— Валентин Михалыч, — я подошёл к нему и сел рядом. — Как оно?

Он протянул мне кулёк семечек и шумно выдохнул через нос.

— Понимаю, — я кивнул и взял немного семок. — У нас дел много, следак велел обойти чердаки, подвалы, помойки, может, он где-то там обитает. Покопошиться в грязи придётся.

— Хм-м, — Прохоров неодобрительно нахмурил брови.

— Это он поручил сделать нам, — напирал я. — Но я-то молодой, а вы в возрасте, бегать ещё по всяким помойкам. Давайте я по округе быстро прошвырнусь, а вы соседей пока опросите.

— Ну лады, — он аж просиял. — Ща и займусь.

Вот так, мягко, можно направить человека делать то, что ему не хочется. А я вышел и потопал к нашему водителю, а то больница далеко, на другом краю города.

— Степаныч, родной, — я сел к нему вперёд. — Служба зовёт. Давай-ка скатаемся в районную больничку, туда Толя Коренев поехал. Поговорить с ним надо.

— Следователь ещё там, — он показал на дом. — Его надо ждать. Он же вредный, стучать будет, если уеду.

— Да мы быстро, а он там за писанину упал, ещё часа два там сидеть будет. Но ладно, — я сделал виду, что собираюсь выходить. — Пешком тогда пойду. Слушай, а что в итоге с твоим шурином вышло, когда у него мороженое продать не получилось?

— Рассказывать долго, — Степаныч оживился, посмотрел по сторонам, потом на часы. — Ладно, давай по дороге расскажу. Если что, на обед ездил. Короче, он там новую мутку придумал…

Бизнес-схема шурина с продажей мороженого не выгорела, но он задумал разводить кур на продажу, причём держать их замыслил у себя на балконе. Степаныч не успел рассказать, как пошло новое дело, но я уверен, что он с увлечением расскажет мне всё на обратном пути. Зато подвёз до районки.

Толян курил у приёмного покоя на скамейке под тополем, о чём-то перешучиваясь с рыженькой медсестрой, которая весело смеялась. Но когда он заметил меня, то вспомнил, что находится на работе, и торопливо пошёл в мою сторону, а девушка вернулась в здание.

— Паха, опросил я персонал насчёт пропавшего деда, — начал он. — Говорят, бомж, квартиры не было, жил на улице, на улицу и вернулся. Паспорта тоже не было.

— А ведь это не так, — сказал я. — Я бумаги видел, он там был оформлен, у него своё жилье. Было.

— Ну, за что купил, за то продал, — заметив, что медсестра пялится на нас через окно, Толян поправил чёлку.

— Она на меня смотрит, так что не прихорашивайся, — я хмыкнул. — Давай-ка ещё раз, Толя. У старика Захарова была квартира, двушка. Пока он лежал в больнице, квартиру продали, а он оттуда выписался и пропал. Сейчас он или на улице… или всё плохо. Давай-ка ещё раз пройдёмся, что-то тут не так.

— Там просто в журнале так записали, при приёмке…

Я быстрым шагом пошёл вперёд, а Толик побежал рядом.

— … что бомж, найден пьяным на улице, паспорта нет, имя записано со слов. Дед буйный, синька — чмо, все мозги ему сожгла, он орал, кричал, что всех под ноготь загонит, грозился в КГБ позвонить, его даже пару раз привязывали к койке. И сигареты у всех клянчил.

— Что именно орал? — спросил я. — Детали выяснил?

— Просто сказали, что орал.

— Это может быть важно, Толик. Что-то мог и дельное проорать.

Ну, Толик, по крайней мере, не забил на работу, потому что и медсёстры, и дежурный врач говорили теперь мне всё то же самое, что и он. Для них старик Захаров был бомжом, который пропил последние мозги.

Я обошёл всех, кто там был, и мы с Толиком выцепили ту рыжую медсестру Аню, когда она отошла попить чай. Рассказывала она охотно — и добавила кое-что ещё.