Полковник понял, к чему тот клонит.
– Нет, Винтер, увы, на этот раз нет.
Фон Герман подошел к окну и стал разглядывать лучи искристых ледяных узоров. С улицы еще долетали возбужденные голоса удалявшихся офицеров… Этот план, этот сумасшедший гоголь-моголь, замешанный на преступной подлости и отчаянной отваге, – нет, не от Гитлера тянулась ниточка. Неизвестно, в каком воспаленном мозгу он созрел здесь, в котле, но начальник штаба армии ухватился за него без ведома главнокомандующего, а когда вопрос встал ребром, возвел в область возможного. С губ полковника сорвался тихий приговор.
– Новое время не за горами, – сказал он, – не за горами закат, леденящий душу, и тогда придется найти в себе силы и начать все заново, с самого начала.
Фон Герман обернулся. На лице играла смущенная и странно молодившая его улыбка. Взгляд остановился на Даннемайстере, пожиравшем его безумными налившимися кровью глазами. Улыбка исчезла. Фон Герман провел ладонью по лицу.
– Нелепая идея, – прохрипел он. – Придет же в голову… смех да и только! – Он взял трубку и коротко и ясно доложил командующему: – План “прорыва по всем фронтам” не нашел в войсках понимания.
– Понятно, я это предвидел, – невозмутимо ответили на другом конце. – Другие дивизии рапортовали тоже самое. Значит, так тому и быть. Кстати, дорогой Герман, примите мои поздравления! Только что говорил с главным: подписан приказ о присвоении вам звания генерал-майора.
Фон Герман кивает телефонному аппарату и вежливо благодарит. Медленно кладет он трубку. Генерал! Юношеская мечта сбылась – гораздо раньше, чем он ожидал. Тоже благодаря Сталинграду.
Радости он не испытывал.
В эти дни Бройер только головой качал, глядя на зондерфюрера. Фрёлих увяз в беспросветных хлопотах. Целыми днями где-то разъезжал и подолгу шушукался по-русски с Назаровым. Он больше не делал никаких прогнозов о настоящем положении: военном или политическом; но какая-то лукавая уверенность сквозила в его молчании. Двое русских, подобранных незнамо где, работали на кухне по его распоряжению. Фрёлих постоянно подкидывал им крохи из своего скудного ежедневного пайка. Однажды Бройер застал зондерфюрера с русским подполковником, тот долго о чем-то вещал, тыча в карту разведотдела дивизии. И тут терпение Бройера лопнуло – грянул гром. Зондерфюрер выслушал головомойку, не проронив ни звука, безропотно и высокомерно. Но когда стало ясно, что обер-лейтенант не собирается успокаиваться и не на шутку грозит донести об инциденте, заговорил.
– Я, если честно, пока не хотел выкладывать все карты; но сейчас хуже не будет, дело… почти решенное. Не верится, конечно, что фюрер нас бросил. Ведь он обещал всех отсюда вызволить… Но помощь может не поспеть. Тогда на всякий случай… Не хватало, чтобы мы спасовали и сдались!
– Извольте выражаться яснее! – перебил его обер-лейтенант.
– Я… я подготовил прорыв.
– Как вы сказали?! – Бройер опешил, и его лицо на секунду приобрело туповатое выражение. Пожав плечами, он отвернулся. – Да вы спятили! – рассмеялся он и почувствовал, что гнев испаряется.
Фрёлих не обиделся.
– Видите ли, господин обер-лейтенант, – продолжил он, – очень возможно, что наступит день, когда все здесь полетит к чертям… Вы согласны? Когда ни приказов, ни задач – ничего… и каждый окажется предоставлен самому себе. Вот такой случай я и учел… Мы попробуем пробиться на запад, на свой страх и риск.
Бройер открыл дверь, взял с улицы запасные брюки, которые днем обыкновенно вывешивал на мороз для дезинсекции, и принялся их осматривать. С недавних пор похожие мысли роились во многих головах. Они виделись ему по-детски наивными – как порождения необузданных болезненных фантазий, не больше.
– И как вы, собственно, это себе представляете, дражайший? – сказал он с сочувствием. – Ведь русские не дураки! Думаете, они не готовы к такого рода безумствам? Допустим, вам удастся прорвать линию… Но прошагать пешком триста километров по глубокому снегу при минус тридцати, да еще в нашем состоянии… А где взять продовольствие для многонедельного марш-броска? Нет, дорогой мой, эту сумасшедшую затею лучше оставьте и не морочьте людям голову.
Но Фрёлиха, казалось, ничто не могло смутить. Он только азартно потер руки.
– Все продумано и просчитано! Немного везенья, и дело наверняка выгорит.