Они добрались до центра города. По широким улицам бесцельно слонялись толпы оборванных солдат. Справа и слева мертвые кварталы, зияющие окна пяти-шестиэтажных фасадов. Картина примерно такая же, как зимой 1939-го в Варшаве. Война везде оставляла одни и те же следы смерти. Дорогу перегораживала баррикада из мешков с песком. За ней ходили часовые в стальных шлемах и при оружии – на фоне всеобщего развала картина просто невиданная. Справа круглое здание со статуями – местный театр. И то дело, в крайнем случае можно попытать счастья здесь… Румын – добродушный парень с широкоскулым крестьянским лицом – свернул в боковую улицу, до отказа забитую военными людьми. Разрушенные ворота на въезде, маленький дворик столярной мастерской, гора мусора, обломки автомобилей, прильнувшие друг к другу. Проклятье, шутка ли, с одним глазом продираться по таким проломам! Шаткая – недолго и шею свернуть – лестница вела от пробитой стены во второй двор, расположенный чуть ниже, вокруг которого краснели руины высоких кирпичных домов.
Вход в подвал наполовину засыпан, румын нырнул за дверь. Через некоторое время явился снова. За ним немецкий офицер в овчинном жилете поверх кителя.
– Ах, господин Бройер, ну, конечно, припоминаю! Тогда под Клетской… Вы насчет места? Жаль, вчера не пришли! Сейчас все забито. Мы и сами еле перебиваемся. Вон генерал ютится с пятью остальными в настоящей дыре.
Бройер ощутил горькое разочарование. Лишь бы не молчать, он брякнул первое, что пришло на ум:
– А ваш генерал, что он вообще говорит? Каково положение? И что собирается делать?
Обер-лейтенант пожал плечами.
– Что собирается? Пустит себе пулю в лоб! Какие тут еще варианты… Ах да, постойте минутку, со вчерашнего дня у нас квартируются несколько человек из противотанкового, по-моему, из вашей дивизии.
Он направился по длинному коридору в подвальное помещение, набитое людьми. В полутьме сидели мужчины, оголив самые разные части тела, – возились с ранами: перевязывали друг друга или отогревали возле жаркой печи больные обмороженные пальцы. В смежной комнате было чуть светлее. Здесь тоже огонь горел прямо посреди мусора. Вокруг стола сидели офицеры, почти все с видимыми ранениями. Из полинявшего кресла – судя по всему, из штабного казенного добра – поднялся капитан Айхерт. Он постарел на несколько лет. Черты лица еще более заострились, тусклые светлые волосы, ниспадавшие на мясистый лоб, сделались еще более непослушными. В маленьких серых глазках блеснула мимолетная вспышка радости.
– Бройер, вы ли это? Тогда о чем разговор, для вас всегда найдется место! Я не забыл, как вы вызволили меня из клешней бюрократов! То-то господа из военного трибунала, наверно, сейчас нос повесили!
Он засмеялся невеселым смехом, перешедшим в сухой кашель. Потом представил Бройеру других офицеров. Тут был доктор Корн, энергичный брюнет. Парень не промах, – отметил про себя Бройер. Главный казначей Янкун – как потом выяснилось, родом из Данцига – тоже производил солидное впечатление: прямой взгляд и искреннее рукопожатие. С лейтенантом Бонте, адьютантом, встречаться уже доводилось. О командире роты обер-лейтенанте Шмиде было трудно что-либо сказать. Его лицо, исполосованное осколками от гранаты, покрывала толстая корка. Он не мог лежать и практически не мог сидеть. Другой командир роты обер-лейтенант Финдайзен слыл невиданным оригиналом. Его ранили уже пять раз, но всякий раз пули каким-то чудом проходили рядом, не задевая жизненно важных органов. В последней переделке ему вышибло шесть зубов. И теперь голова обер-лейтенанта распухла до размеров внушительной дыни. Когда он говорил, создавалось впечатление, будто он выдувает слова через трубку.
Бройер поблагодарил обер-лейтенанта Шульца, отправил румына за товарищами, швырнул в угол пожитки и, последовав приглашению, опустился на край скамейки. Когда он рассказал про Дирка, присутствующие громко загалдели. Никто и не думал, что тот еще жив.
– Ну дела, – проквохтал беззубый обер-лейтенант Финдайзен. – Я сегдо ховорил, соряк с конем не выденешь.
Ему ли этого не знать. От Гумрака до Сталинграда он, минуя русские танки, протопал один пешком, при этом нес в ноге осколок и пулю.
– Бройер, скажите нам честно! – обратился к нему капитан Айхерт. – Скажите как старый штабист, что вы думаете про все это дерьмо?
Сбивчиво и невнятно Бройер изложил события последних дней.
– Вот видите, мне, пожалуй, известно меньше вашего, – заключил он. – Но если хотите услышать мое скромное мнение, то вот оно: все кончено. Туши свет!
Капитан Айхерт схватился руками за голову.