Просчёт финикийцев

— Да откуда мне знать, как звали тех двоих? Здоровые такие, в черном. Когда я собрался купить билет на поезд, они подошли и сказали, что уехать из города — плохая идея. Сначала, говорят, отдай долг, а потом можешь проваливать. Привет от Жозе, одним словом.

— Что же ты сделал?

— Нужно было успокоиться и подумать. Я пошел в интернет-кафе, где четыре часа рубился в онлайновую игру со своими парнями. Те еще удивились, куда я пропал, и почему подвожу команду. Хорошо, что некоторые вещи в мире остаются неизменными.

Ближе к вечеру я составил план, точнее, список. Прямо там, у заляпанного чужими пальцами монитора общественного компьютера, я открыл новый файл и выписал в столбик всех людей, кто мог бы одолжить мне несколько сотен баксов. Решил не выпендриваться и собрать сумму законным путем.

Первым я написал Джею, он ответил через пару минут:

«Сволочь ты, Розита! Развлекаешься в Европе, пока я тут жру через трубочку.»

«Мне жаль, чувак.»

«Клал я на твою жалость.»

«Ты хоть девку нашел себе, или все такой же лох?»

«Джей, а помнишь, ты обещал отдать мне деньги? Они мне сейчас очень нужны.»

«Забудь, Розита.»

«У меня проблемы. Серьезные. Помоги, чувак.»

Он долго не отвечал, а потом и вовсе меня заблокировал.

Список потенциальных кредиторов уменьшился на один пункт. Я вышел на улицу и отправился искать телефон.

Странно шататься по вечернему городу огней в одиночку. Замечать разнополые и однополые пары, шелковые шарфики на плечах девиц и темную помаду на губах женщин. Натыкаться на плетеные стулья кафе, читать названия станций метро, выведенные ажурными буквами на чугунных решетках. Встречаться взглядом с собственным неприкаянным отражением в витринах магазинов. Завидовать счастливчикам, живущим в квартирах с высокими потолками и хрустальными люстрами, мерцающими из-за полузадернутых штор. Дышать дымом из полуподвальных баров и слушать арабскую музыку из проезжающих такси. Окунаться в терпкое сладостное отчуждение, чувствуя себя столетним стариком, пресыщенным и беспомощным одновременно.

Здешние девчонки были похожи на милых мерзлявых воробышков. Все, как одна, они носили короткие стрижки, узкие брючки и маечки на бретельках, обнажавшие хрупкие плечи. Пройдя под рекламным щитом с фотками высокомерных длинноногих моделей, я вспомнил Ванессу. В списке ее, разумеется, не было. Но я знал ее номер, настоящий, личный, ревностно оберегаемый ото всех. Она делала хорошие деньги, и полгода назад сама намеревалась меня отблагодарить.

Скользя взглядом по надписям, нацарапанным вокруг уличного телефона, я думал, что надо сказать. Признаться честно и попросить в долг? «Ванесса, слушай, ты меня, конечно, не помнишь, но тут такое дело...» Я ведь отдам, обязательно, никуда не денусь. Или соврать, что удалил из сети не все ее позорные видюхи, и под этим соусом...

Я бросил взгляд на свое отражение в пластиковой перегородке. Кто-то написал на ней фломастером слово, что по-французски означающее «говнюк».

Ванесса помнила мое имя, и ни капельки не сердилась. Ведь я такой милый и наивный. Что делаю в Европе? А просто так приехал, по глупости. Забавно, как в мире экономических интересов, расчета и похоти еще остались люди, способные совершать поступки без смысла.

Сейчас она в Милане, снимается для каталога нижнего белья. Потом едет в Таиланд делать рекламу для тамошнего рынка. В Париж вернется к выходным. Да, у нее есть парень, но мы же просто друзья, а друзья могут подъезжать в любое время.

— Запомнишь адрес? — спросила она.

— Разумеется!

Я забавен, и жизнь забавна. Полгода назад Ванесса собиралась переспать со мной из благодарности. А сейчас я согласен переспать с ней ради беспроцентного кредита. Только вот я не решился озвучить, для чего звоню.

Я забросил в телефон новую монету, набрал мобильный отца. Прождал десять гудков и собирался дать отбой, когда он ответил резким, нетерпеливым тоном.

— Кто это?

А ведь мы так и не помиримся, понял я внезапно. Когда-нибудь он умрет, а я, по законам штата Нью-Джерси, унаследую его имущество, и потрачу на что-нибудь особенно бестолковое. Я не приду на его похороны, как и обещал.

— Если это опять насчет повестки, то ну вас в задницу! Я ничего ей не должен, — сказал он и отключился.

Отец мог дать мне денег, если бы я пересилил себя и заговорил.

— Здравствуй, мама, как у тебя дела?

— Не очень. Дом пришлось продать.

— Честно говоря, он мне никогда не нравился. И район тоже, и город.

— Знаешь, — сказала она, — вчера я перебирала вещи, и нашла в подвале коробку с твоими игрушками, которые забыла пожертвовать бедным. Гнутая железная дорога, части конструктора, черепашки Ниндзя с обломанными ногами. Глядя на них, я поняла, что никогда не была хорошей матерью.

«Ой», — подумал я, — «только не это, только не сейчас!»