Прощай и люби меня

Интересно, что Женька сказал Насте? Как объяснил свой поступок? И объяснял ли, может, разорвал отношения, и все? Он на такое способен.

Надо было отвлечься от этих мыслей, и я использовала верный способ: стала думать о нынешней ситуации. Она не радовала. Смерть Пархоменко привлекла ко мне внимание новых лиц, в частности следователя, который, как назло, с Женькой не в ладах. Он может заинтересоваться мной. Мужчина явно не боится получить по голове, раз даже Женьку засадить пытался. Еще одного копателя в моей жизни только и не хватало. Я досадливо поморщилась. Правильно все говорят: сидела бы тихо, и горя не знала. Сама же лезу. Но теперь ничего не поделать. Пархоменко мертв, а я подозреваемая номер один. Хорошо хоть Женька помог, а то непонятно, где бы я сейчас находилась.

По логике, надо было ехать домой, но я не могла сидеть без дела. Магазины не принесли удовлетворения, мысли усугубляли ситуацию, коря себя на чем свет стоит, я отправилась к дому Пархоменко в надежде что-нибудь вызнать. Ожидала, что сразу кто-нибудь объявится, Женька или тот же Петренко, но телефон молчал, и я приняла это за хороший знак. К Пархоменко соваться не стала, отправилась на детскую площадку, где в первый раз встретила женщин. Одна из них сидела на скамейке, рядом играл ребенок. В этот раз с ней оказалась другая дама. Первая меня узнала и смотрела настороженно, я поздоровалась, улыбаясь во все зубы. Мне ответили.

– Чего, – сказала моя знакомка, – набегалась к Пашке?

– Я его не убивала, – зачем-то сказала я.

– Этого я не знаю, хотя следователь расспрашивал и про тебя, и про ту, другую.

– Какую другую?

– Которую видели. Вот кто видел, пускай тот и рассказывает, я сразу сказала, врать не буду, только тебя встречала. И про поиски твои, как на духу, – она все же смутилась, добавив, – уж извини, дело такое…

– Ничего страшного. Значит, следователь ищет какую-то девушку?

– Видать, ищет, раз расспрашивал. Только слабо верится, что такая барышня к нашему Пашке приходила.

– А что за барышня? – спросила ее подруга.

– Видели какую-то фифу, как с подиума: платье в обтяжку, платок на голове, очки темные…

Я подумала, что с образом девушка не прогадала. Запомнили одежду, а вот лица никто не углядел. Я отвлеклась от своих мыслей, потому что вторая женщина сказала:

– А я ее видела. Как раз с Пашей.

Мы обе воззрились на нее с интересом, она продолжила:

– Мы с моими после прогулки в магазин зашли, в наш маленький, – пояснила она подруге, та кивнула, – они на кассе стояли, а я вышла на улицу, как раз Паша проходил, я его со спины увидела. И тут его женский голос окликнул, из-за поворота негромко по имени позвали. Он обернулся, нахмурился, и туда. Магазин как раз на углу дома, – пояснила она мне, – там лестница ступеней десять, и вход. Я возле двери стояла, Паша мог меня не заметить. А за углом арка, проходной двор. Он под арку шмыгнул, и я слышу, говорит, мол, ты? И очень голос удивленный. Девушка сказала, поговорить надо, дело есть. А он отвечает, интересно, сколько лет мы не виделись. Тут мои вышли, и мы пошли домой. Я оглянулась, в арке они стояли, у стены, и девушка точно так выглядела, как ты сейчас сказала.

– Вы ее не узнали? – поинтересовалась я с надеждой.

– Куда там… Паша парень видный был, девки вокруг него со школы вились, то с одной идет, то с другой. До тридцати дожил, а ничего не изменилось. Ходил тут по району, словно он самый главный.

– Вот, вот, – вторила моя знакомка, – забыл, как от нас же оплеухи получал. Никакого уважения.

– Да они все так. Юрка вон тоже. Я понимаю, из тюрьмы вернулся, но все же…

– Это вы о Горенко? – уточнила я.