Прощай, Южный Крест! (СИ)

Впрочем, сейчас Феликса Громова неприлично причислять к обычным флотским офицерам и называть капитаном первого ранга, он — адмирал. Причем — полный, с четырьмя адмиральскими звездами на погонах и большим количеством шевронов на рукавах форменного кителя.

А вот когда он звал к себе Геннадия, — после удачных испытаний по заправке кораблей топливом в походных условиях, то имел звание "кап-раз" — капитана первого ранга.

Переход с корабля на корабль, да еще на должность главного боцмана, которая считается ценнее и, может быть, даже выше, чем помощник командира корабля, — штука очень непростая и, откровенно говоря — затяжная. В один присест эту штуку не одолеть, эта комбинация многоходовая.

Чтобы это произошло, надо получить не менее тридцати разных подписей, начиная с адмиральской, кончая кудрявым росчерком самого последнего хозяйственника, имеющего на погонах одну узкую лычку, распоряжавшегося на корабле ветошью и тряпками для мытья посуды. Потому-то Геннадий и завис.

"Адмирал Синявин" отправился в дальнейшее плавание без него. Без Москалева. Москалев, уже основательно пропахший на танкере соляркой, бензином, мазутом, машинным маслом разных марок, по-прежнему продолжал служить на "Дунае".

Когда крейсер вернулся из дальнего похода, то был поставлен на стапеля, хорошенько подремонтирован и обновлен, из заводской гавани вышел нарядный, как картинка, только в кино его снимать — любоваться можно было часами, — от "Адмирала Синявина" исходило неземное сияние.

Приход "Синявина" в бухту Золотой Рог был приурочен к приезду руководителя Советского государства Леонида Ильича Брежнева — тот только что прибыл из Первопрестольной во Владивосток.

Леонид Ильич побывал на крейсере, внимательно осмотрел боевые отсеки — БЧ, заглядывал даже, как рассказывали очевидцы, в офицерские каюты и матросские кубрики и осмотром остался доволен. Команда получила праздничный обед и благодарность высшего лица государства, офицеры — премии.

Брежнев улетел в Москву, а крейсер отправился в океан на учебные стрельбы, они были нужны, — тем более, что "Синявин" получил во время ремонта кое-какое дополнительное артиллерийское оборудование, его надо было опробовать.

На стрельбах все и случилось. "Синявин" принадлежал к классу так называемых артиллерийских крейсеров. Есть, к примеру, еще и ракетные крейсера, но это — другая категория кораблей, более модная. Калибр главных орудий у "Синявина" огромный, работать с такими пушками очень непросто. В ствол вначале загоняют снаряд, потом — так называемый картуз, полутораметровой высоты мешок, набитый современным порохом, способным гореть в режиме электросварки. Орудие запечатывают, — на этом готовность к выстрелу заканчивается.

Надо заметить, что орудия такого крейсера, как "Адмирал Синявин", за какие-нибудь полчаса запросто могут раскатать по отдельным бревнышкам город размером с Владивосток.

Как произошло то, что произошло, никто сказать не может, это так и осталось тайной. И снаряды, и порох хранятся в специальных погребах — глубоких помещениях, сооруженных в стальном теле корабля, неприступных, имеющих несколько уровней защиты. Наверх к орудиям подаются только во время стрельбы.

В общем, один картуз, уже готовый к стрельбе, зажженный, вывалился из казенной части огромного орудия и рухнул назад, в погреб. В погребе стояли готовые к подаче наверх очередные картузы с порохом.

Погасить пламя в горящем картузе невозможно, это ведомо каждому военному моряку, известно по учебникам, проверено на практике. Крейсеру грозил неминуемый взрыв. Вместе с горящими картузами вспыхнули бы и снаряды, способные не только загореться, но еще и сдетонировать. Счет пошел на секунды, может быть, даже на десятые доли секунд, этого не знает никто и вряд ли когда узнает.

И тогда мичман — старший в артиллерийском погребе, чтобы спасти крейсер и предотвратить взрыв, совершил единственно возможный шаг к спасению, никаких других путей не было. Он задраил люк, ведущий наверх, на волю, задраил вместе с собой и людьми, находившимися в погребе, и открыл кингстоны. Погреб был затоплен морской водой в считанные секунды. Крейсер остался цел.

Погибли двадцать два человека. Ребята даже с кораблем, с друзьями своими по службе не успели проститься. Вот такая доля выпала им, двадцати двум мученикам с крейсера "Адмирал Синявин". Флот Тихоокеанский должен низко, в пояс поклониться им, — если ли бы не эти двадцать два погибших, из жизни бы ушло людей в несколько десятков раз больше.

То, что произошло с "Адмиралом Синявиным", может произойти с любым другим боевым кораблем, под каким бы флагом он ни ходил, это дело случая, судьбы, фатума — есть много объяснений, — только мало кто бывает готов совершить подвиг, который совершили синявинцы. Синявинцы пожертвовали собой, как настоящие русские, настоящие советские люди, — в других странах с другим воспитанием, с другим образованием, с другой физической подготовкой человек вряд ли подарит свою жизнь матросскому братству, жизнь собственная будет ему дороже всего остального, и много дороже, в этом Москалев был уверен твердо.