И с этими мыслями поплёл я по дворам вниз в сторону улицы Долматова. Но чем дальше я спускался вниз, тем безрадостней оказывалась картина окружающего меня мира - всё больше домов покрывалось от старости трещинами, всё больше детских площадок мутировало в пустыри. Старый добрый Дрезден-Сити медленно умирал прямо на моих глазах.
Наконец, я сворачиваю на Долматова и направляюсь в сторону двора.
- Саша, это ты? - окликает меня сверху знакомый женский голос, когда я оказываюсь во дворе.
Я смотрю наверх и узнаю женщину, звавшую меня. Это мама Вовки Михальчука, Светлана Анатольевна, тётя Света. Время совсем не изменило её - лишь морщин на красивом, черноволосом лице прибавилось.
- Тётя Света? Вы? - переспрашиваю я.
- Не узнаёшь, Саша? - переспрашивает меня она.
- Да как же не узнать вас? Вы же мама Вовки Михальчука! А он сейчас дома?
- Да ты шо не знаешь, Саш? Он давно уже не живёт у нас, в милиции работает.
- А где конкретно в милиции работает, не в курсе?
- В гхруппе захвата он!
Впрочем, от своего брата я и так знал, что Вова давно работает в ментуре и даже был рад тому, что нам не пересечься. Представляю, какой бы когнитивный диссонанс испытал бы Володя хотя бы из-за того, что в качестве мелодии на моём мобильном стоит песня missis Garrison с красноречивым названием: `Мусора *** друг друга в ***', а в качестве гудка у меня и вовсе песня группы Азъ `Убей мента', а по настроению могу и вообще ACAB от 4-Skins врубить. Ну не питаю особой любви к людям в форме, ну что я тут сделаю.
Тем не менее, я продолжаю разговор.
- Жаль, а давно он уже не живёт с вами?
- Та давно уже. Тем более у него своя семья, жена красивая, дочка-красавица подрастает.
`Повезло пацану - подумал я - почти у всех в нашем дворе девушки и жёны, один я уже забыл, когда вообще целовал любимую женщину в последний раз и даже детей не сделал. Обидно, блин!'.
- А ты давно в нашем гхороде остановился? - спрашивает тётя Света - Чем хоть заняться планируешь?
- Да вот уже дня три тут у Вадика обитаю. Хочу повидать друзей со двора и одноклассников хочу ещё увидеть.
- Ладно, пошла я сейчас стирать. Рада шо ты приехал!
- Привет Вове от меня! - кричу я.
Тётя Света ушла с балкона и скрылась в глубине своей квартиры, а я направился домой.
Вечером Вадик организовал мне встречу с Гариком Смурым. Невзирая на занятия пауэрлифтингом, Гарик абсолютно не выглядел совсем изменившимся - лицо его было таким же солнечным, как и в детстве, голос таким же каким был и в подростковом возрасте. И только наличие бицухи и молодой жены, которая была рядом - крашенной рыжей девчонки, одетой в чёрное - говорило о том, что детство кончилось.
Мы поперетирали с Игорьком в вечерних сумерках наше прошлое, наши теперешние работы (он работал в Днепре в одном местном Конструкторском Бюро), но дальше этого разговоры уже не клеились. Нам просто нечего было сказать друг другу теперь, да и Гарик разговоров на отвлечённые темы явно не любил.
Но тут провидению видимо было суждено раскрасить этот унылый вечер совсем уж яркими красками и ниспослать мне зашедшую с улицы Черняховского длинноволосую фигуру с ног до головы разодетой в джинсы и шагавшую по асфальту в остроносых ботинках. Фигура, которую сопровождала к тому же какая-то дредастая девица, воскликнула:
- Кого я вииииижу!
- Какие люди в Голливуде! - на радостях подпрыгнул я и быстрым шагом подошёл к фигуре.
Фигурой этой был Дима Телепченко, который любил, правда, иногда себя называть Джим Тэлл. Последний хиппи Дрезден-Сити, казалось он был подобно Остину Пауэрсу заморожен в самый разгар Вудстока, чтоб потом его, предварительно отучив от английского и обучив русскому с украинским акцентом, отморозили в нашем городе суровых и злых пролетариев, до сих пор порой готовых набить морду за хаер и другие атрибуты неформала.
Даже сейчас он себе не изменил. Всё тот же хаер, всё те же хипповские феньки, та же мода 1960-х на нём, родившемся в середине 80-х. И девушка рядом под стать ему - дрэдастая, в каком-то адовом цветастом платье и явно перегоревшая на солнце. Такая вот типичная хиппи-растаманка, наверняка живущая аском и автостопом, такие как она, порой вечно трутся в Питере вокруг уличных музыкантов и ненавязчиво подают себя прохожим так, что они сами готовы положить любые бабки в шапку, лишь бы хоть на миг насладиться их глазами и улыбкой.
В таком облике они стояли перед Вадиком и мной, Дима поведал, как сюда добирался, как чуть не получил люлей от местной гопоты, а потом я сам с ним заговорил.
- Ты то сам как, Димон? - спрашиваю я.
- Да вот учусь в ДэГхэУ на педагхогха, сам знаешь ещё гхруппу опять собрать пытаюсь.
Под своей группой Дима подразумевал кавер-бэнд имени себя (он же Jim Tell band), где он играл и пел преимущественно каверы на забытые блюзы и рок-н-ролл эры детей цветов. Глядя на бесконечные проблемы с составом, а так же на репертуар его группы, я слабо верил в её будущее. Да и в наших краях кто бы захотел играть кавера на Хендрикса, Боба Дилана и Jefferson Airplane?
- А стихи писать продолжаешь? - продолжил интересоваться я.
- Та н! Не пишется мне пока ничего.