А когда-то... Когда-то было время, когда Хома Чайковский был ещё Алексеем Хоменко, а Чайковський был хорошей синти-поп-группой из передачи Територя А, которую я смотрел перед школой и после неё каждый день. Слушая маленьким их тогда ещё серьёзные и смурные песни, я при звуках синтезатора Вити Гены, бас-гитары Роя Долмашевского и голоса собственно Хомы представлял себе живо осеннюю автостраду, ведущую меня в волшебный мир, куда иным дорога была заказана. И глядя на по телевизору их клип на песню `Той прикрий свт', я больше всего жаждал умчать по этой автотрассе на той же крутой ретротачке из клипа.
Но в конце концов Хома сам разломал и разрушил былую магию группы. Сначала понабирал откуда-то каких-то мутных лабухов, лояльных ему, а старых друзей, с которыми когда-то создавал группу, отодвинул куда-то на задний план, а позже повыгонял. И стал, потом петь какой-то тошнотворный кабак с претензиями на юмор, который был так же смешон впрочем, как и очередная шутка от Петросяна, а мотивчик: `Хламур-мур-мур! Кохання вд кутюр!' не раз вызывал желание взять и разломать надвое монитор моего компьютера. И самое ужасное - он не только не сменил вывеску вместе со стилем (как и полагается любому кто меняет музыку), но ещё и сделал название группы своим псевдонимом. Да что там псевдонимом - фамилией. А теперь Хома в ди-джеи подался. Весело.
И глядя на самодовольную тушку новоиспечённого ди-джея Хомы Чайковского, я мгновенно преисполнился гнева и до конца не изжитого юношеского максимализма.
- Предатель! - заорал я во всю глотку прямо в лицо бывшему кумиру и со всей дури ударил ему ногой в лицо.
Этого мне показалось мало, и я ударил Хоме со щита кулаком прямо в глаз, после чего скорчился от сильной боли. Как-никак я бил по рекламному щиту, а не по живому человеку. И, в конце концов, я закончил первобытный ритуал наказания божества, не оправдавшего ожиданий тем, что просто плюнул ему в лицо и пошёл дальше под недоумёнными взглядами прохожих и прошипел про себя: `Гнида! Сволочь! Продажная падаль!'.
Иду я себе по проспекту в тени каштанов, на свежей площадке посреди проспекта играют дети и вот на пути первая аптека. Заглядываю туда, говорю молоденькой аптекарше, глядя в список:
- Здравствуйте! Мне, пожалуйста, 40 таблеток аспирина, 30 таблеток анальгина, 50 пачек корвалола...
- Простите, но у нас этого нет!
- Извините!
Выхожу из аптеки, иду дальше. Вот и вторая аптека, так уже продавщица постарше. Сценарий тот же:
- Простите, мне, пожалуйста, 40 таблеток аспирина, 30 таблеток анальгина, 50 корвалола...
- Молодой человек, у нас такого нет!
- Прошу прощения!
Подхожу к бывшему универмагу Радуга, заглядываю туда, удивляюсь превращению универмага в гипермаркет, покупаю там йогурт за 10 гривен и снова в поход по проспекту Ленина за лекарствами. И снова всё то же самое:
- Мне пожалуйста 40 таблеток аспирина, 30 таблеток анальгина, 50 корвалола...
- Та вы шо - всю аптеку решили скупить, мужчина? Мало у нас такого!
- Ну ладно!
И вышел я оттуда с заметно поугасшим энтузиазмом.
Наконец я дошёл до площади Ленина. Всё там было, как и всегда - трамваи, машины и даже трактора ехали прямо, направо и налево, бронзовый Ильич указывал путь к коммунизму в сторону вокзала, светлели сталинские дома и зеленели деревья за Ильичом.
Вот только Дом со Шпилем, с которым я рядом стоял очень сильно изменился. И без того овеянный инфернальной аурой он сам почернел ещё больше, став похожим на петербургское Адмиралтейство из преисподней. Как тут было по этому случаю не вспомнить одну мрачную легенду о Доме со Шпилем, которую аборигена Дрезден-Сити рассказывали из поколения в поколение детям, внукам и правнукам, не говоря уже о гостях города не раз вызывая у тех суеверный ужас и дюжину ночных кошмаров.
Когда-то давно на месте площади Ленина стояла большое сельское кладбище. Много войн, катаклизмов и голодоморов пережило оно, не одна душа была схоронена на этом кладбище.
И так было до времени последней войны, вернее, её окончания. Село стало городком, городок - городом и кладбище снесли, предварительно выкопав все могилы. На месте кладбища возник Дом со Шпилем, и прогневались на этот дом духи кладбища.
И так случилось, что на самом верхнем этаже этого дома поселилась одна очень интеллигентная семья. Никто не запомнил их фамилию, запомнили лишь то, что главу семейства звали Алексей и был он художником, что его жена по вечерам любила петь печальные оперные арии прекрасным сопрано и росли у них в тот момент прекрасные дети.