Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы

В следующий момент Мойра неуловимым движением пальцев соткала в воздухе невидимый узор и набросила на плечи спящей легкую шаль. И тотчас растворилась в пространстве. 6.

Я резко проснулась, встревожась о пропаже во сне моего багажа. Кажется, наступило утро. Уголок салфетки, свисающей со столика к подушке, отчетливо белел перед моим носом. С опаской скосив глаза к полу, я с облегчением убедилась, что мой чемодан на месте: стоит, миленький. Вновь прикрыла веки, чтобы задержать в сознании ускользающие видения: ночь, вокзал, огни фонарей… И тут же в мои грезы ворвался уже реальный голос – мужской, с легкой хрипотцой.

Я взглянула в сторону двери: на пороге купе стоял человек в железнодорожном мундире, с густыми, но аккуратно подстриженными усами. Козырек его фуражки блестел в солнечном луче, проникающем из окна в купе.

– Это ваша косынка? – повторил он, кладя на столик тонкую, как паутина, шаль. В ней были искусно сплетены белые, черные и золотистые нити.

Я села, поджав под себя ноги и прикрывшись простыней.

– Понятия не имею, чья эта вещь. Может, на промежуточных станциях кто и входил в купе, но я не заметила. Почти всю ночь проспала.

– Тогда разрешите представиться: начальник поезда Николай Николаевич. А вы занимаете полку в соответствии с местом, указанном в билете? – спросил он, как мне показалось, строго. Паспорт предъявите, пожалуйста.

Я вытащила из-под подушки сумку и стала лихорадочно рыться в ней, в поисках паспорта и билета. Затем вспомнила, что билет сдавала проводнице. Испытывая легкое беспокойство, я протянула ему паспорт.

Подтянутый начальник поезда – по выправке он походил на летчика – посмотрел на фотографию. Снимок был сделан несколько лет назад и я нравилась себе на нем. Взгляд начальника снова обратился на меня:

– Так, так, милая госпожа… Где-то я уже видел точно такие, играющие разноцветьем глаза.

Голос начальника был на редкость красив, низкие бархатистые нотки вызывали во мне непонятное волнение.

Николай Николаевич едва заметно шевелил губами, что-то подсчитывая. Усы его при этом смешно топорщились:

– …Год 19… поезд «Москва-Анапа». Я пятый курс закончил, проходил здесь практику. Я вас сразу тогда заприметил, вы были такой смешной девчонкой и такой обаятельной. И впоследствии не раз вспоминал, даже пытался разыскать. Кстати, вы мало изменились… Меня, конечно, не помните? Я таким тощим был, а девушки крепких парней любят.

Шутник! Кто может похвастаться такой памятью? Разумеется, проводника из той давней поездки я помнить не могла, зато ночные видения вновь всплыли в мозгу. Мальчишка-практикант, разносящий чай. Но не станешь же рассказывать первому встречному о своих снах. Я неопределенно качнула головой.

Между тем из тамбура донесся звонкий голос нашей проводницы, за сутки с лишним выученный мною наизусть.

– Николай Николаевич, прояснили вопрос?

– Минуточку. Мы еще не привели себя в порядок. Из коридора продолжал доноситься невнятный шум голосов, какие-то поскрипывания и побрякивания. А между тем, поезд уже стоял давно. И снова выглянув в окно, я поняла, что мы приехали на конечную станцию. И снова усатый железнодорожник обратился ко мне:

– Уважаемая, примерьте, пожалуйста, эту косынку. Я думаю, так будет лучше. Он взял со столика ажурную шаль и накинул мне на плечи, на ночную футболку.

Критически посмотрел на композицию и добавил:

– Думаю, не помешает пройтись расческой и подкрасить губы, если имеете такое обыкновение.

Я послушно выполнила требования, подчиняясь его обаянию.

Николай Николаевич выглянул в коридор и сделал кому-то отмашку рукой:

– Мы готовы. Фотограф может подойти.

Я ничего не понимала. Но в тот момент, когда на меня нацелили объектив фотоаппарата, начальник поезда, обратившись ко мне, с торжественностью произнес:

– Вы стали миллионным пассажиром нашего нового фирменного поезда! Вы награждаетесь…

Вспыхнувшая в первый момент радость, вдруг сменилась озабоченностью. Мошенники?

Но начальник поезда уже протягивал мне какой-то сертификат с печатями РЖД, объясняя, где и когда я смогу получить умопомрачительную сумму. И от меня ни требовали ни рубля, ни копейки!