Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы

Ирина Сергеевна не сразу поняла, что возлежит на носилках, в карете скорой помощи. Низко нависал потолок машины, пугая необычной близостью. Приподняла голову, чтобы осмотреться. Крепкая фельдшерица в белом халате придавила натруженной рукой плечи пострадавшей к носилкам:

– Очнулась? Молодец! Лежим-лежим! Сотрясение мозга – не шутки, милая! Что ищешь? Сумка твоя – вот она, и шапка тут, мужики ничего не забыли. Приволокли тебя без сознания из соседнего двора! Считай, повезло, что любители петард во дворе Новый Год встречали, а то валялась бы на снегу до утра. А как только тебя угораздило так грохнуться? Если бы не меховая шапка, черепушка точно треснула б. Погоди чуток: водитель разговаривает по телефону с диспетчером. Получим наряд – отвезем тебя в стационар.

Ирина Сергеевна окончательно включилась лишь на последних словах фельдшерицы – «отвезем в стационар» – и резко возразила:

– Я никуда не поеду!.. А, Маша, где Маша!? Что с людьми из взорванного дома? Жертв много?

– Какие жертвы? И взрывов-то не было! Лоботрясов, сообщивших о заминировании, быстро вычислили – уши бы им надрать. И группа захвата уже на месте. О! Гляди-гляди, террористов ведут!

Ирина Сергеевна медленно села, спустив ноги с носилок, посмотрела туда, куда показывала пальцем фельдшерица. Картинка в проеме за открытой дверцей машины слегка покачивалась, но вскоре головокружение прошло. Поняла, что карета скорой стоит как раз напротив ее подъезда, и среди скопления людей в форме рассмотрела долговязого парня с хмурым лицом и в наручниках. И сразу узнала незадачливого «террориста» – Саня! Великовозрастный шутник жил в их подъезде. В начальных классах мальчишка учился с дочерью, но позже его перевели в школу для умственно отсталых. Дурак, дурак, но подростком Маше прохода не давал, впрочем, чувства свои проявлял невинно: задаривал ее цветами, срывая их летом с газонов. Родители парня потом куда-то уехали, оставив уже взрослого инвалида на попечении бабушки. А недавно старушка умерла, и в последнее время бедолага жил один. В общем-то, смирный стал, залеченный диспансером, даже где-то работал. И что на него нашло!

Не успела Ирина Сергеевна домыслить за непутевого соседа, как из подъезда вывели девушку в красной куртке. На ней не было наручников, но крепко держали под руки два спецназовца.

– Маша! – вскрикнула Ирина Сергеевна.

Она с неожиданной прытью соскользнула с носилок, выбралась из машины и бросилась к дочери. Ей преградили дорогу.

– Отпустите мою дочь. Она не виновата! Маша!

– Мама!

Старший наряда дал знак сопровождающим остановиться. Видимо, благополучное завершение операции в короткий срок смягчило его нрав. Снисходительно бросил:

– Пусть женщины попрощаются!

Ирина Сергеевна обняла дочь, сквозь слезы допытываясь: «Как же так, девочка. Сказала, что у подружки, а сама…»

– Мамулечка, я, правда, вначале у Эльки была, и сразу, как ты попросила, домой пошла. По лестнице поднималась мимо Санькиной квартиры, дай, думаю, загляну. Сама не знаю, что туда потянуло. Решила ему тоже сувенирчик подарить, пожалела дурачка по старой памяти – у меня в сумке много всякой мелочи.

– Закругляйся, гражданочка, – перебил старший. Маша торопливо продолжила:

– Зашла до того, как все закрутилось. Минут пятнадцать поболтали, а тут полиция во двор нагрянула, всех к эвакуации призывают. Санька сильно струхнул и сразу заявил, что не выпустит меня. Признался, что тоскливо одному в Новый Год стало, вот и решил пошутить. От страха весь трясется, но меня крепко держит – разрешил только позвонить тебе. Ну, я и сказала, что у Эльки осталась, чтобы ты не волновалась. А, когда Саньку вычислили, и омоновцы за ним приехали, прикрывался мною, как заправский террорист. Что тут было, что было! Но ты не беспокойся, дам в полиции показания, и меня сразу выпустят.

Машу снова подтолкнули и повели к полицейской машине.

Соседи помогли растерянной матери подняться на пятый этаж, но пройти им в квартиру она не предложила, закрыла за собой дверь. В прихожей сняла разодранную о кусты шубу, стянула с ног неудобные сапоги и, шаркая тапками, прошла на кухню. Устало присела к столу: есть не хотелось, но половинка яйца, начиненного икрой, незаметно исчезла во рту. Ирина Сергеевна думала о Саньке-террористе, о его неприкаянности, о дочке, пожалевшей больного великовозрастного ребенка, и собственное одиночество уже не тяготило ее.