Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы

А теперь о том, как я обнаружила, что живу в центре красивейшего из городов мира. Долгое время моим городом являлась моя улочка и прилегающее к ней малое пространство. А в большой мир меня выводили три моста. Я уже описала и тот основательный, что вел к храму, и другой, пешеходный, по которому ходила в две мои школы. Петербург славен количеством рек и каналов, и своими мостами.

И самое романтичное сооружений такого рода – это пешеходный Львиный мостик, перекинутый через все тот же канал. Он находится на крутом изгибе водного русла в створе двух малых улочек и виден с разных ракурсов. Четыре могучих льва, поджав хвосты, восседают на четырех его углах. Они держат в пасти железные ванты, отчего кажется, что мостик покачивается. Но это иллюзия: он твердо держится на опорах, даже не вздрогнет под ногами редких в этом заповедном уголке города прохожих.

Львиный мостик – моя первая волнующая любовь к неодушевленному архитектурному объекту. Минуя его я попадала на Театральную площадь, а там Консерватория, театр оперы и балета им. Кирова, чуть дальше, еще за одним мостиком находился ныне уже снесенный Дворец Культуры 1-ой Пятилетки. Если в Консерваторию и театр я ходила зрителем, как в музей, то в ДК освоилась по-домашнему. Занималась в кружке декламации – читала стихи, училась танцевать.

На месте снесенного здания ДК теперь выстроена вторая сцена Мариинского театра. Полумистическая синхрония продолжается, ведь я давно не танцую, и к декламации охладела, зато по-прежнему люблю иной раз насладиться божественными картинами балета и звучанием оперных голосов. Так что и это обновление – для меня!

Но вернусь ко времени моих первых зим, когда я еще каталась на санках. Тогда я ежедневно пробегала Львиным мостиком, чтобы попасть в Солдатский садик (название прижилось из-за примыкающего к саду с одной стороны военного училища и казарм). Достопримечательностью этого уютного сада была огромная гора – зимой становящаяся снежной горой. Именно на ней и с нее и катались дети. Сейчас думаю, что гора – это засыпанное грунтом бомбоубежище, относящееся к владениям училища.

Когда наступали весенние дни, и снег таял, тогда в нас просыпались исследовательские инстинкты. Преодолеть глухой кирпичный забор казармы в три человеческих роста не представлялось возможным, зато с другой стороны сада имелись тоже привлекающие наши внимание красивые ажурные чугунные ворота, ведущие уже в следующий двор, где через извилистые звенья ворот можно было разглядеть красивое здание Юсуповского дворца. Тогда в нем располагался Дом Учителя, а ворота всегда были на замке. Но наши маленькие детские фигурки просачивались между прутьями ограды, как намыленные, и оказывались там, где быть запрещено, на «княжеском» дворе. Смотреть там было нечего, какие-то хозяйственные нагромождения, одна-две машины, дворницкий скарб. Из этого двора можно было снова вернуться на наши улицы, в обход сада, но притягивали снова таинственные служебные двери учреждения. Обычно мы гуляли две-три подружки, а потому, подталкивая друг друга, однажды открыли эти двери.

Тетенька, находящаяся в вестибюле, нас не стала ругать за вторжение, напротив, предложила записаться в детскую библиотеку – вполне своевременное предложение для восьмилетних девочек. А на улицу вывела нас через противоположный парадный подъезд. И мы оказались теперь на набережной Мойки – загадочной реки, с красивейшим ограждением, и главное, буквально в центральной части города.

Мир для меня не просто раздвинулся, а взорвался! Я волшебным образом очутилась внутри открыточных видов города: Исаакиевская площадь, Медный всадник и – пройти совсем чуть-чуть – взгляду открылась бескрайняя ширь Невы, закованная в гранит. Эти чудные места я не смею присваивать: они принадлежат всем. Но и мне тоже. Они так же выглядят и сейчас, и в них навсегда прописалось мое детское изумление красотой мира.

2. Далее – везде

Я закончила Корабелку – главное здание института находилось на Лоцманской улице, в историческом районе, получившем название Коломна. Географически это место примыкает к моему «родному» району, а за ним и вовсе город заканчивается – далее простирается гладь Финского залива. На залив я смотрела со стапеля Адмиралтейского завода, где проходила практику. Впереди, за горизонтом простиралась вся жизнь, но то, что находится за линией, отделяющей небо от земли, со стапеля не увидишь – надо выходить в море.

Вооружившись лоцманскими картами – знаниями, полученными в институте – я вышла в большую жизнь. Одновременно случился и второй любопытный казус, связанный с моим трамваем. Когда я перестала ездить на нем в институт, из нашего микрорайона трамвай убрали вообще (маршрут и рельсы на участке «Театральная площадь – Фонарный переулок» сняли в семидесятые годы).