И вот я вместе с шестью актерами трясусь в стареньком, дребезжащем автобусе по колдобинам грунтового шоссе. Наконец сворачиваем в тупичок: нараспашку ворота среди железных прутьев ограды, за ними старая поросль запущенного сада, в глубине его двухэтажный старинный особняк. Это и есть таинственный закрытый объект – Дом заслуженных ветеранов.
Запыленный автобус остановился у разбитых временем ступеней особняка с колоннами, покрытыми разводами влажных пятен и отвалившейся штукатуркой. На каменное крыльцо тотчас вышел вальяжного вида доктор, в белоснежном халате и накрахмаленном колпаке: видимо, нас заметили в окно. Знакомая мне артистка шепотом пояснила, что это – главврач учреждения.
Артисты, громогласно переговариваясь, выбрались из автобуса, вытащили реквизит – несколько объемных ящиков и потянулись в сторону входа. Мужчины несли ящики, женщины шли почти налегке. Поравнявшись с главврачом, радостно приветствовали его, очевидно, приезжали сюда не впервые. Я проследовала с толпой, как-то особо не представляясь администратору учреждения. В вестибюле, умноженные отражением в зеркалах, мы производили впечатление значительной толпы. Главврач обогнал гостей и приветливым жестом пригласил артистов пройти на второй этаж. А я, краем глаза, заметив справа от входа фланирующих по коридору старушек, отделилась от труппы и свернула в их сторону.
Самая бойкая, увидев меня, приблизились. Узнав, что я журналист, затащила в свою комнату, где стояло четыре койки – на одной из них лежала с открытыми глазами древняя морщинистая старуха, три других кровати были гладко, без единой морщинки заправлены суконными одеялами. Активная обитательница зашептала мне на ухо, поглядывая на дверь, свои претензии к жизни здесь: нянька вымогает деньги за помывку, еда невкусная, сестры грубы. И, не стесняясь, лежащей старухи, уже в полный голос стала жаловаться на нее. Оказалось, что немощная соседка, вставая ночами в туалет, двигалась туда, толкая перед собой стул, вместо ходунков, чем будила остальных. Немощная старуха, когда я невольно повернулась в ее сторону, ласково улыбнулась мне, кажется, она не слышала жалоб соседки на себя.
Понимая, однако, что времени у меня в обрез, что в любой момент может появиться администрация и прервать эту спонтанную пресс-конференцию, я осторожно сняла руку жалобщицы со своего плеча и вышла в коридор. Хотелось взглянуть и на другие комнаты. Вошла в ту, дверь которой была приоткрыта.
Вторая комната удивила меня тем, что в ней стояла только одна кровать – никаких соседок! Помимо кровати имелся двухстворчатый шкаф и маленький столик, на котором громоздилась ручная швейная машинка со старинной крутящейся ручкой. Крепкого вида обитательница лет семидесяти, склонившись над машинкой, крутила ручку и одновременно удерживала заправленное под иголку полотенце. При виде меня, она испуганно замерла, возможно, приняв за проверяющую инстанцию, но успокоилась, узнав, что я журналист. Встала, подошла к двери и плотно закрыла ее. Заметив мимоходом, что соседки очень настырны и норовят к ней влезть без приглашения, а дверь все время открывается из-за сквозняка.
На мои вопросы отвечала скупо, говорила, что всем довольна: и едой, и персоналом. Я спросила, как ей удалось получить отдельную комнату. Она с гордостью пояснила, что долго ожидала, стояла в очереди, но получила как передовик швейной мастерской. Показала груду вафельных полотенец, края которых она «подрубала» на машинке. Взглянув на подшитые ею полотенца, я выразила свое восхищение лишь междометием – строчка была идеальная! Тогда я поинтересовалась, есть ли у нее родственники и что привело ее в этот дом. Ведь внешний вид хозяйки комнаты никак не увязывался с дряхлостью. Ответ ее поразил меня:
– Представляете, – она виновато улыбнулась, – я всю жизнь жила в тесноте, с мужем и двумя сыновьями в одной комнате: трусы под одеялом переодевала. Вот и уехала сюда, когда мужа не стало, а старший сын невестку привел. Решила, что им посвободнее будет без меня. И у меня тут условия хорошие, а дальше, как Бог управится…
Я не нашлась, что ответить, и вскоре попрощалась с ней. Машинка снова застрекотала за моей спиной, прогоняя иглу по краю полотенца.