Прощай, Сколопендра!

Я дернулся, вцепился в поручни. Даже — сделал попытку… вскочить.

И стал просто глядеть на нее снизу, забирая к себе взглядом. Длинное, как зима, белоснежное платье… Я забрался глазами до руки, затянутой по самый локоть в ледяную перчатку. Я не выдержал: «сбежал» вниз очами.

Странно…Дети вокруг нее не крутились…Ледяная Дева?.. Снежная Королева?..

Какой-то умник попытался зашвырнуть к ней наверх букетик чего-то яркого… Она резко отшатнулась, взмахнула руками — и веер, которым она прикрывала лицо, выпорхнул на свободу — и стал планировать чуть левее от меня. Я еле успел; уже с добычей я бешено завертелся на своем пятачке (забыл про тормоз!), но тут набежали дети и стало тесно, как в очереди за какой-то дешевой ерундой.

«Дорогу!..», закричал я, стараясь не упустить из виду белый подол. «Дорогу, пожалуйста!..»

И радостно подхватила толпа: «Дорогу, дорогу… Мальчику плохо, дайте дорогу…»

Кто-то совал мне воду; чья-то богоспасаемая рука — недоеденное мороженое.

Я бешено гнал своего «коня». Все — мимо! Все — мимо!..Не трогайте меня: мне не надо вашего сочувствия…Дорогу! Дорогу… Разве вы не можете дать мне дорогу?

Умоляю!.. Не протягивайте слишком далеко «руку помощи»…Когда я захлопну душу — я придавлю вам пальцы!

Шум слегка изменился: впереди меня (!) уже бежали черные слухи.

Я узнал, что на площади «ужас что творится»; что какие-то хулиганы «РАЗДЕЛИ ходулистку» и что руководит бандой «хитрый ОБЛОМ, притворившийся инвалидом»…

Я хлопнул себя по лбу — и рассмеялся.

До слез…

Прощай, Айше?..

В тесном переулке, в дальнем закоулке

Я понял одно: не хочешь встретится с Миллерами — вообще не выезжай из дома!

Возвращаясь от Башни, я сделал довольно порядочный крюк. Но тихо вписаться в свою улицу не получилось. На перекрестке меня догнала чужая тень. Я не люблю, когда за спиной напряженно дышат (да еще так настойчиво).

— Гутен таг, джигит!

Приехали… В самое пекло. Но всего в двух поворотах колеса манил придомовой затишек от частных строений. «Давай туда!..», приказала Эмилия Карловна.

Я скосил глаза. Платьем она мела ущербный асфальт; а лицо…Вот права моя знакомая художница (Графиня О.): знакомые лица описать невозможно! Можно — только сравнить с кем-то (или чем-то), живущем в сознании.

Я, например, вижу Катьку — грудастой дойной коровой; Леху Шампура воспринимаю как офеню из старинных лубков (языкатого и не унывающего); дядя Жора, конечно, мушкетер — не сумевший сделать карьеру; Андрэ — «неоновая звезда»; а моя Машка — это подарок на Рождество от неизвестного друга (который и открыть страшно).

Сама фрау Миллер напоминает черную даму, растущую вверх (не помню художника, но дама — актриса). Вот и сейчас: она выросла у меня на пути.

— Променад? — Светским тоном осведомилась Эмилия Карловна.

Я такой разговор называю ДОПРОСОМ. Она — выше, я — ниже…Она видит глазами, я чувствую ее затылком. Красота…

— Я не задержу тебя…Мне надо знать. Узнать… Да!

Я дернул плечами. Узнавайте!

— Что ты… Что ваша семья имеет против…владельца швертбота? Почему Мария его игнорирует?.. Да и ты — то же.

…Спохватилась… Захомутали твою Кэтрин: дородную девочку — мечту честного бюргера. У нее на уме — только эти, как их, пропендулии. Подвески на тему царской короны.

— Он — деловой человек, да, — продолжала фрау Эмилия вслух, даже не озаботившись встать напротив, чтобы я ее видел. — Теперь серьезная речь. Я хочу иметь гарантии… Этот молодой мужчина делал твоей сестре Марии знаки внимания? Непродуманные предложения?

— Не успел. — Ответил я гордо. — У нее …есть друг. Защитник. Тристан.

Она даже не удивилась. Есть Изольда, найдется Тристан. Учите немецкий фольклер.

— Хорошо…Я получила интересное предложение. Когда ты поговоришь с сестрой?

— О чем? Я с ней вообще не разговариваю.

Она, наконец-то, сделала шаг вперед. Теперь я мог видеть ее профиль. «Кошка, поджидающая мышь.»

— Я прошла мимо ваших окон…Девочки — там, секретничают, это ужасно! Их тайны — наше беспокойство! Скажи сестре, что ей нельзя мешать подруге. Они выросли; теперь у каждой — своя дорога. Кэтрин повезло первой: не нужно завидовать. Лучше пожелать счастья…да, счастья.

— Ферштейн! — Согласился я.

Она собралась идти дальше; черная фигура уже пересекла мою линию зрения, как вдруг…

— Майн готт! Сидите, не двигайтесь!.. — И она почти упала на меня, выставив вперед кроваво окрашенные ногти. Один из этих прокуренных пальцев стал пробуравливать щель между моим бедром и боковой стенкой кресла…И тут до меня дошло:

— Не трогайте! — Завизжал я. — Вы ему голову оторвете!..

Но тут случилось неожиданное: появился другой кузнечик, и Эмилия Карловна — не изловив еще первого! просто обхватила все кресло своими противными граблями — и стала мотать и встряхивать, встряхивать и мотать (словно сушила макароны).

— Хватит… — Шипел я, отбиваясь. — Не трогайте их…Ауфвидерзеен, фрау! Хенде хох… Да что вам сказать, чтоб вы поняли?