Прощай, Сколопендра!

Я прячусь в кадре. В самом темном — непроявленном. Нет там ни близких, ни дальних отражений. ПУСТОТА. Это же мечта, ЛЮ-Ю-ЮДИ, спрятаться от всего живого, высокоразумного. Забиться в спасительную геометрию угла, зарыться в тишину. Притаиться…Выждать.

Дядя Жора нарисовался внезапно: вот только что его не было, а уже — здрасте! Торчит со своим рупором, в нетерпении перебирая «копытами». Он спешит. Он считает, что уже стряхнул с себя все обязательства, данные моим Родителям (и Первому и Второму номеру). Он и глядит как-то иначе: не как «дядя Жора — ты обжора…», а на порядок откровеннее… и пугающе.

Я даже растерялся. Жутко не захотелось взрослеть: сейчас, сразу, мгновенно. (Будто сломали поручень на пандусе.)

— Ну что, рэкетир? Тебе скоро четырнадцать…я тебе не нужен. Вот мой последний взнос (Он швырнул мне на колени бумажный сверток). Надеюсь — теперь в вашем доме воцарится настоящий хаос! Чур — морды не бить!..

Он был доволен своим благородством. Теперь его с нашей семьей ничего не связывало.

Он старательно обошел мое кресло по кругу (помнил: меня бесило это с детства!..) Потом встал за спинкой, надавил, развернул — словно собираясь коляской торпедировать цель: старую лодку. И, наконец — так дружески хлопнул меня по плечу, что я весь перекосился. «Пошел!», закричал он, подталкивая кресло на выезд.

Но тут ему позвонили…Не дослушав, он легкими обезьянними прыжками нагнал меня.

— Стой… Босс сказал: «придержать шпаненка», понял?

Но я уже внедрился в стонущую толпу вокруг Мальчика-с-Гирей. Каждая мамаша норовила вместить в кадр и себя, и наследника — и железного крепыша в придачу. И пану Георгию (несмотря на его руководящий рупор), все дружно загалдели святое: «В очередь, мужчина, в очередь…».

Пан Георгий озирался… Здесь он был не менеджером: здесь в нем видели халявщика. Ему в руки сразу сунули чужого младенца: точно такой же был на руках напротив. Совсем юная мамка (утопись! не старше моей сестры…) глядела на него, как родная дочь, угодившая дедушке…

Не дожидаясь развязки, я дернул к четырем фонтанам. Но к моей спине прилип чужой взгляд…(летом, через футболку — это вообще отвратно). Я даже попытался стряхнуть его: физически… Графиня О. была уже почти рядом (ее территория — первый фонтан по бульвару при спуске: или четвертый — от моря). Кресло у нее был занято давешним дедком (поселился он здесь, что ли?). Я молча подсунул ей за мольберт сверток; она так же молча кивнула. И я «дал шпоры своему железному коню» (так пишут в романах, девчонки!).

Но тут везение кончилось. Буцай меня уже ждал. (Он же не цивилизованными дорогами шел, а бежал промежду палаток). И стоял — набычившись, как Хозяин: большой босс.

Я замер. Заорать, забиться в истерике?..

Ну — и кто рядом?

В позе древнеегипетского писца (я такое видел в школьном учебнике) сидел не самый великий силач с пляжей: бездомный Дикуся. Старенький «Поляроид» через тощее плечо (он им иногда даже снимал, увязавшись за парочками) — вот и все имущество Бессменного Фотокора Вселенной (так он себя именовал редким заказчикам). Дикуся — совсем не придурок; но он чтит законы рынка. А рынок подсказывает ему, что каждый уважаемый сумасшедший — оригинал в меру. Создавать нужно только антураж городской среды …(приезжают смотреть не на Дикусю, а на эту дивную набережную, где есть вот такой чувак:

Старый облезлый фоткач, похожий на сбежавшую из Каира мумию. Вообще — публика (из разомлевшего на солнце сочувствия) всегда советовала Дикусе, чтобы он начинал петь «такое что-нибудь» — ну или там: «дудеть на дудочке». Но старик подвис на другом: на подобранных флайерах он писал свои неутомимые одинокие рифмы:

Напиться бы — и молодость проспать!

Или:

Гаснет свет; Электричества — нет.
Вот и кончился эксперимент.

К Интернету у него была какая-то врожденная библейская ненависть; он посвящал ему программные сочинения (смотрите Пятитомник в самом начале). Вообще же обходился одной, реже — двумя строками — и брал со своих трудов по прикрепленному возле худых, распластанных коленей, ценнику: «1 текст — 1 гусь».

Гусь стоял рядом, замещая экзотического павлина — недавно украденного. (Вообще, живность у него часто менялась…).

Конечно, публика с гусями (как формой оплаты) — не ходила. Имелся в виду корм для птицы, а если повезет — то и пирожок для самого поэта.

…И что: я должен устраивать потеху с привлечением Дикуси в качестве защитника?

И я просто пожалел, что Машка увела моих гвардейцев. Оставалась еще праздная толпа (в ней и заступников и жуликов пополам!..) Но орать я не стал; Я просто вернулся под надзором Буцая. У вросшей в землю лодки меня уже ждали; я испытал ужас пигмея, молодого мальчика пигмея, которому нужно пройти инициацию: сразиться со львом!..

В начале широкого причала стоял лимузин: белая машина, черные окна. Там, в кабине, мышкой в норке, выглядывал Дасэр.

Меня толкнули рупором в спину:

— Сейчас хозяин пройдет на яхту. Здесь свой ритуал, понял? Не спеши. Пойдешь после гостей…