Прощай, Сколопендра!

Но вместо этого — вдруг моментально «просел» в своем кресле, ужался до размеров «мальчика на колесах». Тэтти, дурачок, запрыгал по руке, заметался — и пропищал мне в самое ухо: «Спаси меня, царь Данька!..»

Вот и приплыли… Что это с ним?

Радоваться должен: земляки, сородичи…Этот, как его — «дым отечества». Вот.

Тут — схлопнулись и разошлись кулисами мои старенькие шторы.

И увидел я дивную картинку, снятую с бреющего полета. (Ну — вроде заставки к «Миру растений»). Там все цвело и благоухало: призывно и ярко мельтешило, звенело, переливалось, перекликалось — и втягивало в чужой мир. И закончилась вся эта инсталляция раскидистым древом, полощущим в речушке зеленую гриву.

Я скорей почуял, чем увидел: мой насекомыш присмирел у меня на ладони!

Заоконный, закадровый голос: сухой, бесстрастный …официальный.

— Тэтти-Гон, сто тридцать восьмой потомок ордена Длинноусых Кавалеров! Ты готов произнести «Хай-Тоба»? Ты помнишь, к чему это обязывает?

У меня засосало под ложечкой. На что тут намекают?.. (Прислали стажера за шляпой, выдали шляпу — а теперь еще и права качают?)

— Тэтти, это что за нахал?

— Это не «нахал», царь Данька. Это и есть наставник Хэм. Я думал, что он остался на Цветущем Лугу…

— Вообще-то, — зло перебил голос, — я мастер Хэм! И здесь я — давно… Еще целых двадцать восемь минут ты будешь считаться моим лучшим воспитанником. Погляди мне в глаза, чтобы я заглянул в твою душу.

Но Тэтти, как баран, уперся в мою ладонь своими усиками. Чего он так боится?

— Погляди мне в глаза!

И тогда мы взглянули вместе: не знаю, как там мой насекомец — но у меня перед очами замелькали, закружились все маски мира — и ухнули в детскую коробку (еще и сами прикрылись!).

Если я правильно испугался, это был хамелеон очень редкой (может даже — неизвестной у нас!) породы. Однако — общие признаки на лицо (или — на «морду»?): выпученные, сходу все обшнырявшие — глазищи; горбатая пасть (считай — на полкомнаты всунулась!) и все это в чудовищных наростах и выростах… И как пробивает взором, не доплыть мне до финиша!

(Я бы купил такой взгляд, — если бы их продавали.)

И вдруг на глазах эта морда стала рассыпаться на пиксели…Пиксели (словно им дал пинок хороший программист!) — реформировались, трансформировались, подтянулись, завертелись, подравнялись — и воплощнулись в охренительно-знакомую черную морду!..

— Это же — Дасэр! — Закричал я. — Маленький шофер Большого Господина!.. Алло, Дасэр!

Но тут (словно дразня!) изображение в окне расплылось, «прокисло» на миг — и явило уже другое лицо: и этого я узнал! Шкет на самокате (все под ногами крутился…); и еще — опять Дасэр: в роли спасителя неудачного верхолаза… «Тэтти! Помнишь, кто тебя забросил в хату, в спичечном коробке?..»

Но Тэтти — замер. Он — оцепенел. Он даже усиками антенн «молчал».

И ничем не среагировал на последний аккорд: привет, злобная макака, укравшая у нас замечательное Стекло!.. Он только вздохнул — горестно: «Но почему, почему я — не сразу догадался?..»

— Потому, что еще двадцать пять с половиной минут — я ТВОЙ наставник, а не наоборот! — Сказал мастер Хэм. — И я несу за тебя ответственность.

Он сделал едва уловимое движение — и сразу по флангам у него выросли мои бравые ребята-охранники. А еще через миг оба телохранителя превратились в то, чем были на самом деле: в двух застывших в почтении богомолов. Их локти сейчас торчали парой острых мачете. Мне это не понравилось…

Один из них швырнул мне на колени Увеличительное Стекло. Я понял, и тут же переложил его ближе к питомцу мастера Хэма.

И вот он уже встал во весь свой великолепный рост (где ты, Машка? Как вы поживаете, наш незабвенный дядя Жора?.. Разрешите — я представлю вас своему другу…Да-да, с другой планеты…А что здесь такого?).

А еще иастер Хэм добавил с затаенной грустью:

— Возьми, Тэтти-Гон. Пока не разжалован — имеешь право носить! — И невесть откуда всплывшая «сократка» (гордость Верховного Воспитателя!) — мягко и уверенно переселилась на лысую Гошкину голову, осторожно прищемив усики.

— Что ты скажешь в свою защиту, сто тридцать восьмой потомок славного ордена?

Тэтти отчего-то замешкался. А я ничего не понимал. Тэтти — уже подозреваемый?.. В чем?

— Названный брат (тут он почему-то испуганно глянул на меня)…Чоко Мутаку сам произнес братскую формулу. САМ. Свидетели — благородные хранители саркофага!

— Да ну? — Вдруг оживился наставник. — Вот беда-то… А я думал, что воспитал честного Главного Петиметра… — Странная усмешка скользнула по его горбатой морде. — Теперь вижу, что история с колумбийским претендентом на высокий пост — ничему тебя не научила!

— Чоко погиб сам! — Рванулся Тэтти в сторону обвинителя. — Он победил меня на канате…И я танцевал его победу! Вы против традиций, наставник?

Взор хамелеона был неуступчив:

— Ты закрутил смертельную спираль вокруг победителя; ты намеренно сбросил его, хитрый соискатель «разгильдяйки»! Я — обвиняю тебя. Я — твой…несчастный наставник.

— Откуда я знал… — Пытался сопротивляться Тэтти, но в дрожащем его голосе уверенности не было.