Прощай, творение

У него странная манера все время сцеплять руки в замок и оглаживать большим пальцем указательный. Габи любит цокать языком, а Кристания накручивает на палец прядь волос. Надо же, думает Артем, мои родственники состоят из забавных мелочей.

Ему ужасно интересно, сколько им лет, но спросить Артем не решается.

- Тогда пойдем, посмотрим, - говорит Габи.

- Не уверен, что это будет прилично.

- Да скажем, что надоело здесь сидеть, - пожимает плечами Артем. - Делов-то.

- Ты не знаешь Гуннара.

- Ну, нам же не по пять лет, чтобы нас оставили тут и наказали никуда отсюда не уходить, - говорит Артем, чувствуя себя подстрекателем маленькой революции у Франца внутри.

- Это правда, - тянет Габи. - С другой стороны, наверное, не без причины мы здесь сидим. Или без причины. Все очень относительно.

- Господи, - говорит Кристания. - Да надоело уже, пойдем, посмотрим.

Они снова идут по коридору, и на этот раз Артем шествует во главе процессии. На ладони у него пылает огонь, пылает ярко и высоко. Артем чувствует себя, как какой-нибудь Данко, освещающий людям путь своим пламенным сердцем. Пафос момента немного сбивает Габи, тыкая его под ребра.

- Ну, быстрее же! Они там помирятся и пожмут друг другу руки, пока ты тут наслаждаешься прогулкой.

- А где Калеб?

- Остался на месте. Я думаю, он принципиально не поддерживает любое движло, - говорит Габи. Сленговое слово у нее звучит одновременно естественно, ведь она выглядит как подросток и странно, потому что произносит она его с некоторой неловкостью. Наверное, она куда старше Артема.

Когда они поднимаются, в зале уже мирно и тихо. Гуннар и Раду стоят по разным углам, подавая реплики оттуда. Айслинн одним движением пальца поднимает в воздух булыжники, нагромождая их, чтобы заделать провал в лестнице.

- Мальчишки, - говорит Ливия медленно. - Разве не чудесно будет снова увидеть свои комнаты?

- Не разговаривай со мной, как с умственно-отсталым. И тем более не разговаривай со мной, как с Раду, - говорит Гуннар. Он натягивает кожаные перчатки, костяшки пальцев у него сбиты. Артем оборачивается на Франца и видит, как тот старательно трет глаза, сняв очки. Видимо, не слишком уверовав в увиденное, он пытается привести зрение в порядок.

- Я разговариваю с вами так, как вы того заслуживаете, - говорит Ливия печально. - Напомните мне, сколько вам лет?

- По крайней мере, - говорит Кристания. - Никто не умер.

- Да, не хотелось бы. Деррида писал, что чувство долга по отношению к умершим несет в себе страх их будущего возвращения.

- Ну почему, - говорит Артем. - Ты не говоришь на русском? Я имею в виду, мы могли бы так прекрасно проводить время в бесполезных гуманитарных...

Артем вздрагивает, когда кто-то кладет руку ему на плечо. Раду, который оказался рядом по-звериному незаметно, улыбается ему. Несмотря на то, что он довольно тощий, рука у него тяжелая и, несмотря на то, что глаза у него довольно добрые, улыбка у него хищная. И все зубы - на месте, хотя минут десять назад пары штук у него точно не хватало.

- Скузи, баэц, - говорит он, а потом продолжает на русском, с самым чудовищным молдавским акцентом, который Артем слышал. - Зато я говорю на русском, и ты всегда можешь пообщаться со мной, если тебе не хватает шума родных березок, ударного русского "р" или острых ощущений.

- С-спасибо, - говорит Артем. Габи прижимает руку к губам, стараясь не засмеяться.

- Тебя устраивает мой русский? - спрашивает Раду. Артем кивает.

Да, думает Артем, вполне неплохо для человека, обреченного работать на стройке.

Он ловит взгляд Гуннара и неожиданно Гуннар улыбается ему уголком губ, будто прочитал его мысли. Франц за спиной у Артема судорожно кашляет.

- День откровений, - говорит он.

И Артем вдруг ощущает очень ясно присутствие здесь, в этом холодном, Богом и людьми забытом месте, его кабала, его семьи. Мало что друг о друге знающие колдуны с разных концов света, которые, тем не менее, ощущаются Артему как родные.

Чувство очень странное, никогда прежде Артем не испытывал ничего подобного. Ему кажется, будто он даже может увидеть ниточки, связывающие их друг с другом. Все происходящее совсем не похоже на семейное застолье перед Новым Годом, и все же в мучительно пустынном зале среди почти незнакомых людей, Артему вдруг становится до невозможности уютно и правильно. Именно в этот момент, когда ему хочется, чтобы они ждали Шаула еще хотя бы пару часов, когда даже несмотря на ноющий в желудке голод и зябкость, Артем ощущает себя единым целым с этими древними, жуткими колдунами, он видит золотую искру, рассыпающуюся на сотню таких же.

Ливия, Айслинн, Раду и Гуннар тут же падают на колени, склоняют головы. То же самое делают и Кристания с Габи. Артем и Франц переглядываются, пожимают плечами, встретив полное взаимопонимание по поводу сложившейся ситуации, и тоже опускаются на колени.

Шаул, охваченный золотым сиянием, стоит в центре зала. Он все еще не телесен, похож на игру света, невероятной, сказочной красоты. Его лицо закрыто платком, глаза внимательны и теплы.