Прощайте, воспоминания: сборник

— Прошу прощения, сэр. Офицер из вашего батальона, сэр, только что прибыл сюда, сэр. Без денщика и багажа, сэр. Комендант лагеря просил передать вам привет и узнать, не пустите ли вы этого офицера до завтра в свою комнату, сэр.

Хендерсон выругался про себя. В этой проклятой армии всегда так! Делают вид, будто дают тебе передышку на несколько дней, и сразу же подсовывают на ночлег какого-то типа!

— Кто он такой, сержант?

— Мистер Хенли, сэр. Офицер первой роты вашего батальона.

— Ну, ладно. Привет коменданту и скажите ему, что я буду очень рад разделить с мистером Хенли комнату.

— Слушаюсь, сэр.

— И вот еще что, сержант…

— Да, сэр?

— Попросите кого-нибудь сейчас же прислать сюда моего денщика, чтобы он позаботился о мистере Хенли.

— Слушаюсь, сэр.

— Мистер Хенли был на курсах?

— Нет, сэр. Он только что из Парижа. Был в отпуску, сэр.

— Хорошо. Спокойной ночи, сержант.

— Спокойной ночи, сэр. Благодарю вас, сэр.

Хендерсон приподнялся, соскочил с койки и зажег свечу. Хорошенькое дело, черт побери! Подсунули парня из первой роты, теперь он будет пользоваться его жильем и услугами денщика. У батальонного небось не посмели попросить денщика, а у бедняги младшего офицера — сделайте одолжение!.. «Но скоро кончится война, и счастлив будешь ты…»

За дверью послышался голос:

— Вот комната мистера Хендерсона, сэр.

— Войдите, — сказал Хендерсон, и денщик пропустил в дверь пехотного офицера. Даже в темноте Хендерсон разглядел на его рукаве ярко-красный треугольник, знак различия первой роты, такой не похожий на желтый треугольник его собственной третьей роты. Мелочи, вроде этой, очень важны — красный треугольник делал вошедшего офицера еще более чужим. Это был темноволосый, невысокий человек с ослепительно белыми зубами и румяным лицом. Он извинился за вторжение, а денщик Хендерсона тем временем распаковал и разложил его вещи.

— Что поделаешь. Комендант…

— Бросьте, — сказал Хендерсон с сердечностью, удивившей его самого. — Я очень рад видеть вас у себя.

— Угодно вам еще что-нибудь, сэр? — спросил денщик.

— Нет, спасибо, — сказал Хенли.

— Доброй ночи, сэр.

— Доброй ночи.

Когда денщик ушел, Хенли начал шарить в своем мешке.

— Я прихватил с собой из Парижа бутылку виски. Кружка есть? Давайте выпьем.

Хендерсон достал жестяную кружку, и Хенли налил порядочную порцию виски.

— Ваше здоровье!

— И ваше также!

— Хорошо провели время в Париже?

— Превосходно.

— В театрах бывали?

— Нет.

— Скверные в Париже театры, правда? Ну, а домой почему не поехали?

— Не смог. В Париж получить отпуск нетрудно всякому, кто давно на фронте, но, когда все так боятся наступления, до старушки Англии дальше, чем до луны.

— Знаю. Я вот пробыл на фронте четыре месяца. Конечно, вся моя служба в тылу не в счет. У меня не больше шансов на отпуск, чем у самого желторотого новобранца из последнего призыва.

— Выпьем еще?

— Пожалуй.

Они начали раздеваться. Хендерсону бросилось в глаза, что Хенли чем-то возбужден. Вообще-то разговаривал он вполне нормально, употребляя самые обычные выражения, которые в ходу у всех младших офицеров, но вел он себя как-то странно. «Интересно, сколько стаканчиков пропустил этот малый по дороге из Парижа, — подумал Хендерсон. — Ужасно неприятно возвращаться из отпуска — становишься развинченным и болтливым».

Хенли снял рубашку и остался в одних брюках. Его обнаженное тело слабо белело при свете свечи. Хендерсон с удивлением заметил, что грудь, плечи и руки Хенли покрыты мелкими красными пятнышками. От подмышек шел сильный запах пота.

— Ну и ну! Извините, что это у вас за странные пятна на теле?

Хенли оглядел себя и улыбнулся странной, чувственной улыбкой.

— Ах, это!..

— Да. Что это такое? Вши?

— Нет. Поцелуи.

— Поцелуи?!

Снаружи в деревянную стену барака застучали палкой, и громкий голос крикнул:

— Гасите свет, господа офицеры! Воздушная тревога. Гасите свет! Через полминуты они будут здесь.

Хендерсон задул свечу, и оба стали прислушиваться, затаив дыхание.

Издалека донеслось гудение: «У-у-у-у». Немецкие бомбардировщики.

— Часто это бывает? — спросил Хенли.

— Насколько мне известно, каждую ночь. Около барака вырыты щели, но, конечно, все офицеры, кроме дежурных, всегда остаются в помещении.

— Разумеется.

Они снова замолчали, прислушиваясь.

«У-у-у-у». Гудение нарастало.

Они легли на койки, стараясь как можно больше шуметь, чтобы не слышать этого зловещего гудения; Сомневаться не приходилось: сейчас лагерь будут бомбить. Частые ночные налеты обычно предшествовали наступлению — аэропланы посылались для того, чтобы они своим гудением заглушали грохот гусениц артиллерии и транспорта.

Но Хендерсон сегодня нервничал больше, чем обычно во время налета. Тут сказалось все: и неожиданная передышка, и пережитое напряжение, и июньская ночь, и нежный аромат, доносившийся с полей, и недовольство тем, что ему навязали Хенли. И не только это…

«У-у-у-у». Вот издалека донесся глухой взрыв, за ним еще один, Потом два кряду. Вероятно, немцы бомбили головную железнодорожную станцию.