Ковер, потертый и грязный, лежал. А Мишки и Зои уже не было на этом свете. Сели. Долго молчали. Первым начал Александр:
— А я Зою похоронил. Тяжело уходила — не приведи бог. Онкология. К сыну вот собираюсь. Думал, приду к вам и… Не успел.
Он замолчал, чувствуя, как закипают слезы.
Беллочка равнодушно кивнула:
— Да, не успел. Видно, не торопился. Да что уж тут… — Она громко вздохнула. — Вот, теперь я одна. Никого. Ходит социальный работник, носит хлеб, молоко. Картошку. — Она перечисляла, словно припоминала. — А что еще? Соседи иногда помогают. Врач участковый. В общем — живу. Скорее бы туда, к Мише. Устала я очень. И совсем одна — никого! Вот видишь, в кого я превратилась. В полного инвалида! По квартире еще кое-как шастаю на костылях. А на улице года три не была. — И она заплакала.
Александр подумал про бутылку коньяка, оставленную в кармане ветровки. Надо было бы продуктов, фруктов, еды! А тут эта бутылка. Ладно, сейчас схожу — должен же тут поблизости быть магазин?
Значит, с дочкой она не общается. Конфликт случился давно, когда дочь вышла замуж за воинствующего антисемита. Отвратительное было животное, надо сказать. Мишка тогда чуть с ума не сошел.
Странная девочка, да. Очень странная. Что-то там было с головой — определенно.
Наконец решился:
— А как там Марина? У нее все в порядке?
— Марина лежит вместе с отцом. Только она пораньше забронировала местечко. Сердце остановилось. Скажешь, тоже не знал?
— Я не знал, Белла! Ты что, мне не веришь? Да если б я знал…
— Ну ладно, — примирительно проговорила она. — Теперь ничего не изменишь. Что теперь говорить? Ты иди, ладно? Мне надо лечь. Я теперь все время лежу. Раньше, — она трескуче рассмеялась, — раньше просто любила полежать, а сейчас… Сейчас мне это необходимо. Вот и лежу себе — то засну, то проснусь. То снова усну. И так день напролет, ночь напролет. Что за жизнь? Для чего? Не пойму. Одинокая старость это, Шура, не приведи господи, а? Вот ты едешь к сыну. Счастливый!
Он кивнул и встал:
— Белл, а где Миша лежит?
— На Востряковском, где ж еще? Рядом с Рахилью.
Хотел приобнять ее на прощание, но не решился. Просто кивнул и надел куртку.
— Я пошел, да? В общем, желаю тебе…
— Чего? — перебила она. — Долгой жизни? Ну так это зря, дорогой! Я-то прошу совершенно обратного! И поскорее.
В этот момент на долю секунды у нее вспыхнули глаза, и Александр увидел прежнюю Беллу — яркую, красивую, притягательную, капризную — ту, которую полюбил его друг. Его Мишка.
Он кивнул и, не поднимая на нее глаз, боком, неловко вышел за дверь и, не дожидаясь лифта, стал быстро спускаться по лестнице.
К метро шел тоже быстро, словно торопясь поскорее уйти от того места, где раньше жил его Мишка.
Подойдя к метро, он вспомнил, что забыл про продукты. Остановился, задумался, оглянулся. Нет, глупость полная снова туда возвращаться. Глупость и невозможность. Еще раз увидеть Беллу и, скорее всего, услышать ее гневную отповедь про подачку — она всегда была гордой и несдержанной на язык. К тому же разве ее спасет кусок колбасы или сыра? Полная чушь! Ну на пару дней хватит. На неделю, допустим. А дальше? Дальше он уезжает — через несколько дней. И Белле уже никто не поможет в ее одиночестве и беде. Никого у нее нет. Ни дочери, ни мужа, ни родни. Человек доживает, и доживает ужасно, моля об одном — о скором уходе.
Вот так получилось. Выходит, что он — счастливчик? Он на ногах и с руками, у него есть семья — сын, внучки, невестка. И они его ждут! Кажется… ждут.
Александр поехал домой, отложив все визиты на завтра.
Завтра прощальная гастроль продолжится. Завтра — деревня, их дом и погост. А послезавтра — последние юдоли. Там, где успокоились и обрели покой его самые близкие люди.
Дома было хорошо. Ах, как хорошо было дома! Он бродил по квартире, рассматривал книги, доставал альбомы с семейными фото — с этим он разберется позже. Опять отложил на потом. Слишком страшно было начинать. Слишком страшно. Там вся его жизнь. Вся его долгая жизнь.
Спал с таблеткой снотворного — испугался бессонницы и воспоминаний. Счастье, что есть такая возможность — полная отключка от всего. Как не воспользоваться?
Утром, наспех выпив чаю, поехал на Казанский.
В поезде слегка задремал и чуть не проспал свою остановку.
Погода стояла прекрасная. Он вышел на перрон, вдохнул свежего, чистого и душистого воздуха и двинулся в путь. Май. Расцветает, просыпается природа. В воздухе свежесть и ощущение начала жизни.
До деревни было не близко — раньше, в молодости, он проходил этот путь за полчаса. Шел резво и радостно. Впереди его ждали сплошные радости — встреча с семьей, маленький сын, тещины пироги и бутылочка с тестем. А еще теплый вечер возле костра, который они с Зоей любили разжечь. И ее плечо рядом — совсем рядом, в нескольких сантиметрах. А потом будет ночь, и ее теплое бедро, и нежные руки, и запах, исходящий от волос, — до боли родной и знакомый, другого не надо. И ощущение, что все это — его. Эта женщина, спящая рядом. Кудрявый мальчик в кроватке, что стоит в углу комнатки.