Прощальная гастроль

— Успокоилась? — ехидно осведомился Александр. — Ну тогда вперед! В шашлычную, подзаправиться!

Эта шашлычная, маленькая и довольно задрипанная, была их любимым местом. Все они были мясоедами — лучшей и любимой едой для них было мясо.

Заказывали обычно четыре шампура шашлыка — один сыну, три им на двоих с Зоей — и бутылку белого сухого вина. Да, еще, разумеется, хлеб.

А уж после шашлычной полагался десерт — на улице, присев на лавочку, если позволяла погода, ели мороженое.

Зоя закрывала блаженно глаза и откидывала голову. Улыбалась.

— Что с тобой? — однажды спросил он. — Все нормально?

Не открывая глаз, она чуть кивнула:

— А ты как думаешь? Просто ловлю минуты счастья! Понимаю, что такого однажды, возможно, уже не будет.

Александр испугался:

— Как так — не будет? Ты что, мать, рехнулась? У нас впереди с тобой целая долгая жизнь!

Жена открыла глаза и внимательно посмотрела на него.

— Жизнь — да, бывает долгой. А вот счастье — оно на минуту! Раз — и нет, — рассмеялась она. — Ты что, никогда этого не замечал?

Потом, когда уехал Илья и заболела Зоя, Александр вспомнил ее слова — «на минуту». Да, на минуту. И никак по-другому.

Если пересчитать все эти минуты, вряд ли получится больше, чем день. День за всю «целую и долгую» жизнь. Не пробовали? Такого истинного, настоящего, острого счастья… Если сложить все минуты… Ей-богу, не больше! День на всю жизнь. Ну пусть даже два.

А тогда и вправду было счастье. Молодость, здоровье, надежды. Легкая бесшабашность. Все тогда давалось легко. Или — ему это кажется сейчас, в старости?

Молодая жена, маленький сын. Молодой он, Александр. Еще такой молодой.

Сколько ж воды утекло!

Ему казалось тогда, что впереди огромная жизнь — бесконечная. Сколько можно еще успеть — не перечесть! Да-да, они все успеют! И на все у них времени хватит, и столько еще впереди.

Он ни на что не жалуется, бога не гневит. И все-таки… Как быстро все пролетело… Как беспощадно и стремительно быстро!

И как много он не успел. Например, сказать Зое самое главное.

Сидя на лавочке в совершенно другом, незнакомом ему Парке Горького, он вспоминал поход в Карелию с Мишкой и маленькой Маринкой. Белла, конечно, пойти отказалась.

Вспоминал, как, стоя у реки, оглянулся — Зоя, присев на корточки, озабоченно прикусив губу, разводила костер. На газете лежали очищенные грибы — отборные белые, один в один.

Она не смотрела на мужа — костерок не разгорался. На обед планировалась грибная похлебка. Она злилась, кажется, чертыхнулась, с раздражением бросила коробок и подняла голову в поисках помощников. И тут увидела его.

— Что? Смотришь, вместо того чтобы помочь?

Он согласился:

— Ага. Смотрю вот. И все не могу насмотреться.

И увидел, как Зоя смутилась, зарделась, чуть нахмурилась от смущения. И повторила решительно:

— Лучше бы ты помог. Тоже, смотритель нашелся!

Вот эти минуты, которые потом и складывались в калейдоскоп человеческого счастья. Те самые минуты, которые набирались на эти пару «дней счастья». Теплый день, сосновый бор позади. Прозрачная и мелкая речка с белым песчаным дном. Косые лучи солнца, падающие на ее густые волосы. Кучка грибов, котелок над костром.

Зеленый брезент палатки и их сын, копошащийся с лопаткой на берегу.

Что еще? Что было еще? Ах да! Каток, был каток! Три скучных, холодных, коротких зимних месяца были раскрашены этим волшебным действом. Каток вокруг спортивной арены в Лужниках. Фонари. Снежинки под ними, снежинки вокруг. Кружат свой неспешный танец — крошечные, еле заметные балеринки.

Музыка. Сладкий кофе в буфете. Конечно же, с коржиком. Коржик крошится, опадает на куртки, обметывает губы — хрупкий, ломкий, отдающий содой.

Сын просит второй. Кофе не пьет — требует лимонаду. Чуть отогревшись, снова выскакивают на лед.

Александр чуть задерживается — снимает с канадок чехлы. Зою хорошо освещает желтоватый фонарь — круглая синяя шапочка, из которой вырвался локон, голубая куртка с опушкой. Белые варежки из козьей шерсти — конечно, любовно связанные тещей. Зоя поправляет Илюшке шапку — он недовольно мотает головой. Кажется, у них назревает скандал. Жена продолжает на чем-то настаивать. А, все понятно! Сын игнорирует варежки и в знак протеста продолжает крутить головой. Зоя огорченно машет рукой и отталкивается. «Да бог с тобой!» И плавно едет вперед.

Илья смотрит ей вслед, натягивает рукавицы и бросается следом. Догоняет ее, обхватывает за талию, и она, обернувшись к нему, прижимает его к груди и чмокает в лоб. Взявшись за руки, теперь они едут вместе.

Два самых любимых и дорогих человека.

В эти минуты Александр чувствует, что оглушительно счастлив. Счастье переполняет его, и ему становится страшно. Он выскакивает на лед и мчится вперед. Через два быстрых круга этот страх проходит. Страх того, что этого может не быть. Это может исчезнуть.

Что еще? Ах да! Море! Конечно же, море! Палатка на берегу под сомнительной тенью пирамидального тополя-одиночки, странным образом затесавшегося на берег.