Прощальный фокус

Парсифаль накрыл ее одеялом, привязал. Провел рукой по воздуху, сделав пасс над нею, потом под нею – и убрал доску. Теперь голова Сабины покоилась на одном стуле, ноги – на другом, а прямое, как палка, туловище застыло в воздухе. Весьма эффектно, однако, с точки зрения публики, на чудо не тянет. Между тем это было самой трудной частью номера – неподвижная Сабина висела между двух стульев, утяжеленных грузами, чтобы давать надежную опору телу. Действия фокусника и ассистентки казались небрежными, но на самом деле каждое движение было продумано, выверено, доведено репетициями до совершенства. Сидя перед телеэкраном в Небраске, Сабина видела, как ноги ее ныряют под одеяло. Подловить их было невозможно. Невозможно было понять, куда направлено движение. Черный бархат занавеса все облекал в тайну. Руки Парсифаля снова взмахнули над ней и под ней. А потом он вынул стул из-под ее ног и взял их руками. Какой нежности было исполнено его лицо – нежности к Сабине! Он поднял ее ноги на уровень груди, сперва лишь проверяя, как она держится, а потом, удостоверившись, что все в порядке, – выше. И еще выше. Ее ступни оказались над его головой, его руки скользнули по задней стороне ее ног, добрались до спины. Его руки опускались все ниже, а ее ступни поднимались все выше, выше, на немыслимую высоту, пока Сабина не застыла вниз головой, спеленутая туго, как индейский младенец, опираясь на стул лишь макушкой! О, это публике понравилось! Там, в студии, перевернутая Сабина слышала, как они аплодировали. Публика в Небраске тоже была довольна – женщины вежливо похлопали, мальчики хмыкнули что-то одобрительное. Парсифаль, не говоря ни слова, кончиками пальцев легонько поддерживал ее спину, будто страхуя, но на самом деле она прекрасно держала равновесие сама. Парсифаль был сама предусмотрительность. Робким, осторожным движением он убрал руку и тут же снова прижал пальцы к ее спине, потом попробовал еще раз, уже более уверенно, потом еще и еще, а потом убрал совсем. Глаза Сабины были закрыты, волосы свисали, волной накрывая край стула. Перевернутая Венера. Весь фокус держался исключительно на ней – на ее неподвижности, на ее зачарованном сне. Лицо Сабины было спокойно, безмятежно. Стараясь удерживать тело ровно, она втягивала воздух через нос – частыми мелкими вдохами, в то время как каждая мышца вопила от боли. Публика в студии в Бербанке снова радостно зааплодировала. Парсифаль отошел от нее. Пока он раскланивался, зал забыл о ней. Сабине вспомнилась ломящая боль в голове, будто череп сейчас треснет. Потом Парсифаль вернулся к ней – проверил ассистентку, проверил реквизит. Наклонился и неимоверным усилием поднял вверх обеими руками стул с балансирующей на нем Сабиной. Но чем выше он ее поднимал, тем легче она становилась. Вся тяжесть была теперь только в стуле. Парсифаль-актер, Сабина-гимнастка. Подняв свой груз до уровня талии, Парсифаль убрал одну руку, а другой вознес стул с Сабиной высоко над головой. Камера отъезжала дальше, дальше. Он был такой высокий, а еще стул, а над стулом Сабина, тоже высокая, и пальцы ее ног устремлены вверх, к софитам. Публика, не привыкшая так задирать голову, была потрясена. Аплодисменты стали неистовыми. Парсифаль вновь раскланялся, все еще балансируя над головой Сабиной и стулом. И проделал фокус в обратном порядке. Стул опустился, вновь обрел вес. Вернулся второй стул, вновь появилась доска. Парсифаль вновь уложил на нее Сабину – внезапно нежный с женщиной, которой только что чуть ли не размахивал, как флагом. И вот она снова лежала на спине, снова потяжелела. Парсифаль раскутал ее, разнял скрещенные руки. Снова легко и нежно поцеловал ее в лоб – веки Сабины затрепетали, прекрасные глаза раскрылись. Лицо озарила радостная улыбка. Парсифаль помог ей сесть, потом встать; она помахала рукой, поклонилась. Очень красивый фокус, но занял он все отведенные им пять минут. Парсифаль и Сабина поработали на славу, в искусстве удивлять людей им не было равных. В запасе у них имелись еще сотни фокусов, вот только времени не хватило.

Потом рядом с ними возник Джонни Карсон. Он подошел, пройдя через всю сцену и аплодируя на ходу – явный знак одобрения. Обычно он благодарил выступающих, не вставая из-за стола. Конечно, Парсифаль и Сабина не были звездами и приглашения на диван к Джоан Риверс и Оливии Ньютон-Джон им не светило.

– Грандиозно! – сказал Джонни Карсон, пожимая руку Парсифалю. – Просто грандиозно! С этим фокусом вы далеко пойдете.

– Если не уроню ее, – ответил Парсифаль.

В сценарии этой шутки не было. Он выглядел таким раскованным, остроумным.

Затем Джонни Карсон повернулся к Сабине:

– И, конечно же, я надеюсь, что и вас мы еще будем иметь счастье лицезреть.

(Тут надо признаться, что спустя два дня Сабине домой позвонила секретарь мистера Карсона, чтобы передать ей приглашение шефа на ужин. Сабина предложение отклонила.)

Далее следовала ее реплика:

– Благодарю вас, мистер Карсон!

Камера опять сосредоточилась на ней.

Джонни Карсон хлопнул в ладоши и весело сказал в камеру: