– Мы вернемся после рекламы, оставайтесь с нами!
Вновь грянул оркестр и раздались аплодисменты. И на экране опять расплылась цветная заставка с цифрами.
Го, не вставая, подполз к видеомагнитофону и выключил его. Какое-то время все сидели в темноте, не решаясь нарушить благоговейную тишину. Китти оказалась права: у Феттерсов был культ Парсифаля.
– Главная гордость моей жизни! – наконец сказала Дот и высморкалась.
– Вы просто случайно увидели это вечернее шоу Джонни Карсона? – поинтересовалась Сабина.
Неужели ей просто повезло?
– Мама каждый вечер смотрела передачу Карсона, – сказала Берти. – А прощальное его шоу мы смотрели здесь и все время ревели.
Это прощальное шоу Сабина смотрела вместе с Парсифалем и Фаном. И Парсифаль плакал. Может, это у них семейное?
– Джонни Карсон вырос в Небраске, – заметила Дот.
– А вот – как… – Гай зажег лампу возле кресла, где сидел. Он хотел лучше видеть Сабину. – Как такое делается?
– Мы прошли просмотр, пробу, – сказала Сабина, прекрасно понимая, о чем он. – Для чего пришлось приезжать дважды.
– Я про фокус. Как вы ухитряетесь сохранять равновесие так долго? А он – держать вас так высоко над головой? Я это видео всю жизнь пересматриваю, но так и не понял.
Все в комнате затихли. Все хотели знать, но спросить решился один лишь Гай. Может быть, и искали-то они ее именно за этим. Наблюдать из года в год один и тот же фокус, будучи не в силах его разгадать, – тут поневоле лишишься покоя!
– Я не могу вам это раскрыть! – сказала Сабина.
– Почему это? – Го так и вскинулся, приподнявшись на локте. На лице его застыло мучительное недоумение – с таким добропорядочные люди принимают дурную весть.
– Потому что в этом вся соль. Хороший фокус – это фокус, который нельзя разгадать.
– Но нам-то вы можете рассказать, – не сдавался Гай.
– Не могу. И не буду, – сказала Сабина.
Испытывал ли Парсифаль подобное? Сейчас она была центром внимания. Каждый ждал ответа, дать который могла только Сабина. Раньше никто не расспрашивал ее про фокусы – какой смысл допытываться у ассистентки, когда рядом сам мастер? Никто не лез к ней с вопросами, потому что никто не думал, что она что-то знает.
– Вы же не собираетесь больше выступать, – сказал Го, и в голосе его промелькнула нотка мольбы. – И мы никому не расскажем!
– Я единственная, кому ваш дядя раскрывал тайны фокусов. И он никогда бы не стал этого делать, если бы не крайняя необходимость. Иллюзионисты к работе своей относятся очень серьезно. У них имеется нечто вроде своеобразного кодекса чести.
Нет, вы только послушайте, что она несет! То-то бы Парсифаль посмеялся. Секрет потому и держишь в секрете, что всем позарез хочется его узнать. Люди желают получить от тебя то, чем ты владеешь, то, в чем твоя сила. Кто же отдаст свою силу? И что взамен? Минутная благодарность, а после – забвение и пресыщение, всегда приходящее следом за знанием. Пятнадцать лет Феттерсы гадали, каким образом Парсифаль удерживает Сабину на весу, когда она опирается лишь на краешек стула. И ничего с ними от неведения не сделалось.
– Наверняка он куче народа это рассказал, – заметила Китти. – Куче людей, которых любил больше, чем нас.
На лице Дот мелькнула обида – след давней ссоры.
– Даю вам слово, – сказала Сабина, – что он не рассказывал этого никогда и никому. Даже Фану.
Женщины насторожились. Китти зажала ладони между колен.
– Кто это Фан? – спросил Го.
Вот она и прокололась. Но неужели они воображают, что это трудный вопрос и она не сможет выкрутиться?
– Он был моим большим другом. Бывал на каждом нашем выступлении. Я хотела рассказать ему, как делаются некоторые фокусы, но твой дядя мне запретил.
– Что за имя такое – Фан? – спросил Гай, произнеся слово «Фан» так, будто оно означало что-то гадкое.
– Вьетнамское.
– Ничего смешного, – сказала Дот с явным облегчением. – Могу поспорить, что где-то сейчас сидит компания вьетнамцев и потешается над семейством из Небраски, где бабку зовут Дот, а внука Гай.
– А другого – Го! – добавил Го.
– А сестер там зовут Берти и Китти! – подхватила Берти.
Услышав свое имя, Китти вздрогнула и, словно опомнившись, взглянула на часы:
– Пора мне вас домой отвезти. Поздно уже.
Го перевернулся на живот и уткнулся головой в скрещенные руки. Гай откинулся на спинку кресла, словно желая зарыться в обивку. Китти встала и захлопала в ладоши, словно стадо созывала:
– Давайте, мальчики, поторапливайтесь!
Гай потянулся, выбросив вперед длинные руки. Оба мальчика даже глаза закрыли.
– Да что ж такое! – сказала Дот, встав и легонько толкнув ногу Го. – Делайте, как мама велит! Подымайтесь и марш домой.
– Не поеду, пока мне не объяснят, как она стояла на голове, – заявил Гай.
С закрытыми глазами он, розовощекий и губастый, казался совсем малышом, трехлеткой.
– Да сидите тут хоть всю ночь, – сказала Сабина. – Я только рада буду!