– Может, надпишешь конверты с приглашениями на свадьбу? Если хочешь, конечно. У тебя почерк получше моего будет.
Сабина тронула край коробки и почувствовала, как изголодалась по работе.
– Иди спать, – сказал ей Парсифаль. – Пока не ослепла.
– Еще немножко, – ответила Сабина, не поднимая глаз.
Почему тогда она не подняла глаза на него? Ей требовалось изготовить две сотни ясеневых деревьев в два с половиной дюйма высотой. В пинцете у нее был зажат очередной ствол.
Встав сзади, Парсифаль потер ей шею. Шея у Сабины ныла всегда. Ей целыми днями приходилось горбиться.
– Знаешь, что сталось с одной чересчур усердной девушкой?
– Нет, понятия не имею. – Она насадила на ствол ветку.
Парсифаль наклонился к ней.
– Я отвезу тебя на пляж, – шепнул он. – Чтобы ты целый день валялась на полотенце и читала бульварные романы! – Он коснулся губами ее уха, и Сабину пробрала дрожь. – Так ты с ума сойдешь!
Сабина, которая с шестнадцати лет гоняла по автострадам Южной Калифорнии, ездить по снегу отказывалась, сколько Дот ни предлагала ей машину. Это же все равно, что пытаться управлять кубиком льда, скользящим по линолеуму! В пятницу, на пятый день ее пребывания в Аллайансе, когда все были в школе, заехала Китти – отвезти Сабину в «Уолмарт». Сабина в то утро сняла со всех люстр плафоны и вымыла их горячей водой с нашатырем. Этим она планировала занять себя на весь день – добрым делом, которое другие даже и не заметят. Но к половине одиннадцатого все плафоны уже были вновь на своих местах, чистые, сияющие, без грязных разводов и следов от разбившихся о стекло насекомых. Когда Китти внезапно выросла у нее за спиной, Сабина стояла, задрав голову, любуясь проделанной работой. Шума подъехавшей машины на недавно расчищенной подъездной дорожке она не слышала. Увидев Китти в сиянии свежевымытых люстр, Сабина чуть не вскрикнула – так рада была нежданной компании, так рада была увидеть лицо Парсифаля. И увидеть Китти. Они обменялись торопливыми поцелуями в щеку, точно две давние богатенькие подружки, собравшиеся пообедать вместе в отеле «Бель-Эр».
– Я подумала, может, ты не прочь прошвырнуться, – сказала Китти. – Мама говорила, что тебе ручки нужны, чтобы надписать конверты для Берти.
Прошвырнуться Сабина была не прочь. Ручки ей и вправду были нужны. Ладно.
– А разве ты не работаешь сегодня?
Китти пожала плечами и размотала на себе шарф. Волосы ее были распущены – темные, прямые, они чудесно поблескивали в ярком свете.
– Теперь, когда мы получили деньги от Гая, я работаю меньше. Три дня в неделю плюс подменяю, если заболеет кто. Я решила, что если не сокращу себе рабочие часы, то Говард себе их сократит. Ну и опередила его.
Сабина надела куртку.
– Но это твои деньги.
– Я тоже так считаю. И планирую большую их часть пустить на колледж для мальчиков – если удастся уговорить их на колледж. А то обоих, кажется, нисколько не пугает перспектива всю жизнь сидеть в Аллайансе и вкалывать на заводе, как родители. У Го прекрасные отметки, да и Гай – мальчик головастый и может учиться вполне прилично, если на него насесть хорошенько. Колледж они потянут.
– Не вижу причины думать иначе.
Парсифаль так всегда гордился, что учился в Дартмуте. Он болел за тамошнюю слабенькую футбольную команду и, стоя под душем, распевал боевой марш дартмутских болельщиков:
Но теперь Сабина уже не знала, учился ли Парсифаль хоть в каком-то колледже.
– Хорошо бы ты мальчикам сказала свое мнение, – пробормотала, отводя глаза, Китти. – Объяснила бы, как это важно. Тебя они послушают.
– С какой стати им меня слушать? Какую-то малознакомую тетку!
Сабина еле впихнула ноги в двух парах носков в сапоги потеплее, одолженные ей Берти.
– Они души в тебе не чают! Ты для них – знаменитость!
– Знаменитость?
– Ну да, жена знаменитого дяди. К тому же ты так и не проговорилась насчет фокуса со стоянием на голове. И в телевизоре они тебя каждый вечер вот уж пятнадцать лет как видят рядом с Джонни Карсоном. – Она взглянула на Сабину: – Шапку!
Сабина тронула рукой свою непокрытую голову.
Если бы кто-нибудь накрыл зимний Аллайанс огромным куском стекла, получилась бы точь-в-точь муравьиная ферма. Город, казалось, весь состоял из старательно прорытых в снегу ходов. Те, что пошире, – улицы – разветвлялись на более узкие: боковые и подъездные дорожки. На машинах, на садовой мебели, на крыльце каждого дома, подобно заготовленным впрок мороженым тушам, громоздились сугробы. Снег упорядочивал и организовывал пространство. Стоит выбраться на муравьиную тропку, и обязательно доберешься куда тебе надо. А по льду еще и быстрее доскользишь.
В машине Сабина тут же стала рыться в сумочке в поисках темных очков.
– А ты что, привыкла?
– К чему привыкла? – удивилась Китти, придерживая руль рукою в перчатке.