Выйдя на станции метро «Петроградская», Павел Артемьевич купил два пирожка с повидлом, горячих, с хрустящей корочкой, он бы с удовольствием съел пирожок с мясом, но мама еще в детстве строго-настрого запретила ему покупать их на улице, грозя немедленной госпитализацией в Боткинские бараки. Павлик маму слушался, а потому хрустел сейчас пирожками с повидлом, всухомятку, хотя мама не одобряла и ее. Но выбора у старшего инспектора не было. Есть хотелось, а время поджимало.
– Павел Артемьевич, прошу вас, – распахивая дверь, любезно пригласил Воскобойников. – Вы уж извините, я по-домашнему, – поглаживая облаченный в домашнюю куртку упругий животик, улыбнулся Аристарх Иванович. – Ну как там с делом Пичугиных, удалось разыскать преступников и вернуть полотна?
– Увы, пока нет, но дело продвигается, недавно мы задержали на таможне иностранца, пытавшегося вывезти одно из полотен.
– Вот как? Ну, я же вам говорил, что у нас трудно найти покупателя. Жаль, конечно, что только одно. Ой, я в том смысле, что если бы он вез все сразу, то их бы задержали, и коллекция была бы спасена.
– Я понял, – улыбнулся Павел Артемьевич.
– Так что же вы хотели от меня?
– Да, в общем, ничего особенного. Просто так вышло, что ваша племянница Римма Игоревна Величковская работала гидом-переводчиком с этим иностранцем.
– Римма? Но вы же понимаете, что это чистое совпадение? – заволновался коллекционер.
– Я в общем-то на это надеюсь. Но не могли бы вы рассказать мне о племяннице.
– Ну, разумеется. Конечно, Римма очень честный, ответственный, рассудительный человек. По-настоящему мы с ней познакомились уже после войны. Знаете, вышла совершенно фантастическая история, будь я писателем, мог бы написать рассказ или повесть, но увы. Не обладаю талантом, – охотно принялся рассказывать Воскобойников. – Знаете, я в войну не воевал. Так вышло. Я ведь когда-то окончил консерваторию по классу гобоя, играл до войны в оркестре. И вот как раз незадолго до начала войны наш оркестр отправился на гастроли по Украине. Я не буду рассказывать вам всех подробностей, эти воспоминания до сих пор мне тяжело даются. В общем, я попал в концлагерь. – Воскобойников закатал рукав халата, показывая Павлу Артемьевичу метку.
– Простите, не знал.