Запятнавший их клан отступник, изгнанный с позором и выжженный с фамильного древа, как недостойный права носить даже имя волшебника. Когда-то тот не сумел выдержать безвольного наблюдения за безумными страданиями и мучениями больной матери и обратился к тёмной магии. Проступок, которому не было прощения в глазах главы клана, не нашёл понимания и у других членов семьи. Впрочем, и до сих пор эта история преподносилась, как предосудительный горький урок должный остудить всякий пыл и нежелательные мысли о подобном выборе.
— Вы можете… — Его голос треснул, будто стеклянный кувшин под натиском крутого кипятка. — Устроить погребальный костёр сами… Я… — он так и не смог договорить. Слова застряли в горле, словно склеившись.
Лекарь понимающе кивнул и, поклонившись в знак уважения, вышел из комнаты. Оставленный в одиночестве Дэйни уже не скрывал своих чувств. Обрушившись на невинную стену, он пытался каждым яростным ударом выместить весь свой гнев и отчаяние, но, даже проломив каменную кладку и сбив руки в кровь, не ощутил и толики облегчения. В мозгу занозой засело непримиримое чувство, которое с той поры только росло. Оно же, не давая покоя ни днём, ни ночью, окончательно измучило его и толкнуло к безрассудству.
Путеводное заклинание вывело Дэйни к занесённой снегом пещере. Он решительно направился внутрь: все страхи и сомнения были оставлены ещё у древних стен, ограждающих Запретные земли. Чтобы ни говорили древние старцы и великие волшебники, никто из них не испытывал того же, что выпало на долю ему и его жене. И раз судьба так немилосердна, стоит ли и впредь доверять ей так слепо? Он счёл это более неуместным, и потому дал себе зарок впредь самому творить своё будущее.
Жуткий холод и мрак окружили его. Дэйни щёлкнул пальцами, вызывая волшебный огонь. Искра вспыхнула, на миг озарив оледенелые стены, но тут же погасла. Встревоженная тьма будто бы стала плотнее. Стылый затхлый воздух комьями оседал в лёгких. Выставив руку вперёд, Дэйни сделал шаг, потом следующий, а затем ещё. Двигаясь по наитию, он жадно щупал морозную пустоту, а та будто смеялась над ним, подбрасывая лишь сгустки тьмы. Достаточно было лишь коснуться их, и те лопались подобно мыльным пузырям. Но Дэйни не отступал. Упрямо идя вперед, он, наконец, наткнулся на липкую субстанцию, которая рассыпалась в его пальцах тонкими, почти невесомыми нитями. Он не смог сдержать улыбки. Нашёл! Свободной рукой он полез в карман. Нащупав небольшую линзу, Дэйни поспешно вытащил её и приложил к глазу. Тьма рассеялась, обнажив спрятанное гнездо арахноморфа. Миллионы алых нитей сплелись и протянулись в бесконечную глубину, создавая невероятный и в то же время пугающий причудливый узор. Осматривая слой за слоем, он быстро обнаружил застывшую паучиху. Её глаза закрывала пелена, а тело покрылось коркой льда. Опасные жвала даже не шелохнулись, когда он коснулся замороженного мохнатого паучьего тела. Дэйни выдохнул, ощущая мрачное торжество. Он всё просчитал правильно: в сезон снегов все пауки впадали в спячку, и теперь без всякого риска можно было совершить задуманное.
Дэйни выхватил с пояса кинжал, и лишь на миг его рука дрогнула. Никогда прежде ему не приходилось убивать кого-то, кто обладал разумом.
«Тьма всегда требует жертв, а эта нелепая жизнь всё равно вскоре погаснет, так почему бы и позаимствовать немного от неё для дитя?» — пролетела ошалелая мысль в его голове. Покосившись на огромный, похожий на гигантскую грушу кокон, он ухмыльнулся. По весне оттуда выйдет несколько сотен подобных тварей, так стоит ли переживать из-за одной? Молниеносный удар и вот уже бесцветная и вязкая жидкость, похожая на слизь, лениво потекла по недвижимому телу. Дэйни поспешил достать бездонную флягу и принялся наполнять её. Странная бесцветная жижа, соприкоснувшись с воздухом, темнела и ещё сильнее густела. Словно заворожённый, он наблюдал за тем, как она стекала во флягу, делая её всё тяжелее и объёмнее. Всего пары капель в день было вполне довольно для тёмного зелья, которым он собрался потчевать жену, чтобы она, наконец, выносить дитя. Спящая паучиха вполне могла бы и восстановиться, если бы он прервал свою экзекуцию и немного подлатал открытую рану. Вот только Дэйни никак не мог остановиться. Фляга уже раздулась до размера индейки, а он будто одержимый всё продолжал её наполнять. Ему всё было мало! Он не успокоился, пока, подобно вампиру, не выжал паучиху досуха, а после безжалостно отбросил иссушенное тело к кокону, чтобы по весне только вылупившиеся голодные паучата могли поживиться останками своей матери. В конце концов, они бы всё равно её сожрали, только ей смерть длилась бы несколько дольше.
Дэйни покинул пещеру без всяких сожалений. Под сердцем булькала целебным нектаром бездонная фляга — символ его надежды. Оставалась только самая малость — не выдать себя и совершённое отступничество. Об этом никто не должен был узнать, даже она, его дорогая и любимая супруга…