– Он чуть прихрамывает, ваше королевское величество, что никак не сказывается на его подвижности, а это главное. У него всего лишь врос ноготь. Ничего серьезного.
– Он показывался врачу? – спросил Тибо, надеясь, что доктор Корбьер его обездвижит.
– Он не хочет злоупотреблять, ваше королевское величество…
– Чем? Ему давно нужно сходить к врачу, тем более что, по словам Мадлен, геморрой у него также не прошел.
– Мадлен, ваше королевское величество, позволяет себе бестактность.
– Возможно, Манфред, однако Бенуа вдобавок весь покрыт экземой, а это, как известно, говорит о переутомлении. Он и так уже много трудится. Ведь и о моей двоюродной бабушке, кажется, заботится он?
– Ваша двоюродная бабушка не требует много заботы, ваше королевское величество. Она пьет только воду, а питается одними злаками.
– Тогда перепоручим ее голубеводу.
– Ваше королевское величество?
– Шучу, Манфред. Просто шутка.
– О… Говоря откровенно, ваше королевское величество, с тех пор, как господин Филипп покинул дворец, Бенуа никак не найдет себе сапог по ноге.
– Не сравнивайте мою двоюродную бабушку с сапогами, Манфред!
– Ни в коем случае, ваше королевское величество, ни в коем случае, – пролепетал камергер.
– Я снова шучу.
– Прекрасно, ваше королевское величество изволит развлекаться, это прекрасно. Я хотел лишь заметить, что Бенуа способен соответствовать куда более сложным и ответственным задачам. Он может легко работать за четверых.
Тибо вздохнул. К сожалению, Манфред был прав. Бенуа отличался расторопностью осьминога с восемью щупальцами. Вероятно, его ждала блестящая карьера, так почему бы ей не начаться с подготовки свадьбы? Тибо ломал голову, подыскивая новое возражение, однако Манфред не отступался:
– Ваше королевское величество, у Бенуа достаточно усердия для приготовления церемонии. Для него это будет честь, повод еще раз показать свои таланты. Он безупречен во всем.
– Безупречно сух, это да. Он даже танцевать нам не даст.
Тибо встал и подошел к окну, но тут же отвернулся, увидев за ним стражника. Манфред, всегда называвший монарха «вашим королевским величеством», пока он сидел, воспользовался тем, что король на ногах и можно изящнее, не утяжеляя фразы, сказать то, что он задумал:
– В любом случае, сир, танцевать вам не придется, поскольку оркестра у нас больше нет.
– Ах да, верно, все на гастролях. Однако свадьба без музыки…
– Один последний музыкант у нас остался, сир. Доктор Корбьер.
– Действительно, Манфред, и я вновь вас поправлю – он далеко не последний музыкант. Я поговорю с ним.
– Прекрасно, сир. Однако вернусь к Бенуа, если позволите: он за всем проследит, он никогда и ничего не забывает.
– А он нас на поводки не посадит?
– Ваше величество, сир Тибо, прошу вас.
Манфред ходил по лезвию. Он даже сложил перед собой руки.
– При нынешних обстоятельствах, сир, то, как я забочусь о вас, оставляет желать лучшего. Ни одно из своих полномочий я бы не доверил никому другому, кроме Бенуа.
– Что ж, тогда поручите ему обо мне заботиться, – сказал Тибо и тут же раскаялся.
Воротники будут затянуты как удавка, бритва – орудовать как скальпель, а из ванны он не выйдет до полного в ней растворения. И все это – в восемь щупалец.
– Манфред, – пошел он на попятную, – предлагаю вам компромисс.
– Я весь внимание, сир.
– Предполагаю, что самыми тяжелыми станут сама свадьба и день накануне, я прав?
– Ваше величество никогда не ошибается.
Тибо с сомнением поднял бровь, зная, что Манфред часто не одобряет его действий. К тому же он терпеть не мог лесть. Поняв свою оплошность, камергер поправился:
– Редко. Ваше величество редко ошибается.
– Вы великодушны. Итак, давайте вот как поступим: в день перед свадьбой Бенуа займется мной, а вы сможете всецело посвятить себя приготовлениям. Также с сегодняшнего дня вы разделите между собой организационные обязанности, но с одним условием: чтобы Бенуа занимался только технической стороной. К увеселениям его не подпускайте. Что думаете, Манфред?
– Моя задача, сир, не думать, а служить.
Опять эта вздорная фраза! Тибо пристально взглянул на камергера, неутомимого слугу, отца, расстроенного низким рангом старшей дочери Иларии и не справляющегося с бойкостью младшей, Лаванды, – того, кто подал ему за столом кроличью кровь, и тем не менее одного из немногих, кто сохранил его полное доверие. Сколько Тибо себя помнил, Манфред был рядом, и за всю его жизнь ничуть не изменился: все такой же непроницаемый. Однако в тот день как будто что-то выбивалось. Но что? Орлиный нос все тот же, подбородок смотрит вперед, высокий лоб придает лицу благородства. Так что же не так? Единственный ответ, приходивший королю на ум, ему не нравился: Манфред теперь работал без души.
– Ну ладно, насчет гостей, – сказал он, переключаясь с одной беды на другую, – имейте в виду, Манфред, я не выйду из кабинета, пока мы не рассадим их за столами.
– Ваше величество никогда не выходит из кабинета, – заметил камергер.
– Обыкновенно я заточен в кабинете, – пояснил Тибо. – А в данном случае я сам решаю, что из него не выйду.