Прощание с коммунизмом. Детская и подростковая литература в современной России (1991–2017)

Большинство книг этого жанра, продававшиеся в России 1990‐х годов, являлись перепечатками западных изданий – частью огромного моря хлынувшей в страну переводной литературы. Основная идея этих изданий была проста: учиться может быть весело, особенно если обучение проходит в интерактивной форме и учитывает особенности восприятия ребенка. Если вспомнить куда более дидактическую ориентацию советских педагогических методик, становится понятно, почему многие в России горячо приветствовали этот радикально новый подход. Издательства рекламировали новые книги, утверждая, что они очень нравятся детям; одно из издательств прямо заявляло, что их книги «разговаривают с читателем: задают вопросы, хвалят за правильные ответы, рассказывают интересные факты»244. Читатели подчеркивали качество, например, одной из таких уже отечественных интерактивных книг на тему русской истории, особенно отмечая ее информативность, занимательность и увлекательность245.

Неудивительно, что многие из этих новых интерактивных книжек были посвящены магазинам и покупкам – тема ребенка-потребителя постепенно входила в круг детского чтения. Книга под названием «Чудесный магазин», скопированная с британского издания, рассказывала историю зебры, пингвина, панды и коровы, которые советуются с фламинго, продавцом в бутике элитной одежды, по поводу модных новинок246. Яркая обложка сразу указывала на новый тип книги, подвижные вкладки изображали одежду, купленную героями книги; в описании присутствовали детальные инструкции, объясняющие, как пользоваться книгой («Потяните за язычок с правой стороны каждой странички – прямо на глазах белые наряды станут ЦВЕТНЫМИ!»); подобная книга, безусловно, была новинкой. Самым поразительным моментом в этой коротенькой истории являлось поведение самого продавца-фламинго: его жизнерадостные манеры не вполне вписывались в российские стереотипы гетеросексуальных гендерных норм, связывая новую рыночную реальность с «нестандартным» поведением. Продавец-фламинго с энтузиазмом давал советы, касающиеся модной одежды, увлеченно жестикулировал – все это, не говоря уже о типичном для фламинго розовом цвете, было скорее всего совершенно несущественно в британском варианте, но в российском контексте, особенно при использовании мужского рода («фламинго сказал»), придавало этому образу сомнительный характер.

Другой подобный текст, на этот раз переведенный с норвежского, «За покупками» (2007), был напечатан на страничках, сделанных из ткани. Книга закрывалась на застежки из липучек, и юный читатель мог собрать в сумку, лежащую в отдельном кармашке, разные предметы – цветы, рыбу, молоко, лошадку-качалку, майку. Единственное предназначение книги – имитировать поход за покупками и объяснить маленькому ребенку, что такое магазин. В западных странах книг такого рода множество, и они никого не удивляют, но их внезапное появление в России стало символом новой эпохи, в которой представления о мире, занятия и потребительские привычки маленьких детей, которые еще даже не умеют читать, определялись теперь рыночной экономикой. Новые интерактивные книжки могли быть о чем угодно – о животных, распорядке дня, алфавите, однако именно «игра в магазин» стала настоящим символом новой рыночной реальности и поворотным пунктом, требующим новых литературных форм.

«Чудесный магазин» и другие подобные книги, вызванные к жизни рыночной экономикой, наделяли место, где совершаются покупки, волшебными свойствами, превращая его в царство безграничной фантазии. Вместе с тем в этих текстах магазин представал чем-то необычным, слегка опасным. Это двойное восприятие отражалось не только в изображении потребительских навыков в детских книгах, но и в самом отношении к тому, что детская книга в целом превращается в товар. В то время как многие читатели восхваляли переход к капитализму, радуясь, что они наконец имеют доступ к подобным книгам и всему тому, что обещает новое общество потребления, литературные критики громко выражали если не ужас, то беспокойство по поводу этих новшеств. В 2009 году Ирина Арзамасцева, известный литературовед и специалист по детской литературе, отмечала пагубные последствия конкуренции для российских детских журналов: