Прощание с коммунизмом. Детская и подростковая литература в современной России (1991–2017)

Решение посвятить целую главу массовому чтению, остающемуся для многих в России литературой весьма сомнительного свойства (и возможно, даже вредной для детей), объясняется той центральной ролью, которую эта рыночная продукция играла в формировании новых представлений о детях-читателях и о детях – литературных героях в современном культурном ландшафте. Неожиданное появление большого числа интерактивных книг в начале 1990‐х превратило даже самого маленького ребенка в активного потребителя; в предыдущую эпоху никто его таковым не считал. Свойства восприятия ребенка-читателя начали во многом определять дизайн книги234. Появление в России книг по сексуальному воспитанию предполагало совершенно иное, чем ранее, отношение к сексу и разбивало множество давно устоявшихся табу. Новые «полезные советы» для детей и подростков объясняли, что детство, в отличие от его изображения в советской литературе, не всегда такое уж «счастливое время». Открытое обсуждение проблем, существующих в обществе, – сексуального насилия, бедности, буллинга и жестокости сверстников – и откровенное признание того, что молодежь в нашем мире сталкивается со множеством проблем, отражало новое отношение к ребенку как к индивидууму, которому придется научиться справляться с трудными ситуациями, поскольку общество и государство не могут или не хотят оказать ему помощь. Трагическое или критическое изображение современного общества в текстах для детей являло собой резкий отход от практик прошлых десятилетий, когда детство было «защищено» от всего того, что не одобрялось генеральной линией партии. Эти изменения указывают на отказ от репрезентации детства как чего-то священного и драгоценного и на появление нового взгляда на ребенка или подростка – потребителя и индивидуума, который может сам влиять на свою судьбу. Как мы увидим ниже, подобно представлениям о подростке-потребителе, проложившим дорогу литературе young adult в Соединенных Штатах и в Европе в послевоенные 1950‐е и 1960‐е годы, в 1990‐е это новое отношение к детям и подросткам набирало силу одновременно с проникновением глобального капитализма в бывший советский блок235.

Изменение представлений о детях и детстве отразилось и на форме, и на содержании современной массовой детской литературы – особенно на том, каким в книге предстает сам ребенок. Одобряемое государством изображение счастливого детства и крепкой детской дружбы играло центральную роль в советской детской литературе; счастье и дружба стали эмблемами детства; однако это были взрослые представления о детстве, и взрослые, в свою очередь, использовали литературу в целях контроля за маленьким читателем и его социализацией236. Катриона Келли приводит цитату из «Большой советской энциклопедии» 1952 года издания, которая говорит об откровенной идеологической функции дружбы в сталинскую эпоху:

В социалистическом обществе, где ликвидированы эксплуататорские классы, сложились новые отношения между людьми – отношения дружественного сотрудничества и взаимопомощи. В советском коллективе, объединенном единой целью построения коммунизма, развивается подлинная дружба между людьми237.

В этой и последующих главах мы обсудим, как к тем понятиям, которые являлись центральными в советской детской социализации – дружбе, коллективизму и им подобным, присоединяются, а нередко и полностью их замещают, представления об агентности в обыденной жизни, независимости и способности справляться с трудностями, составляющие в постсоветское время суть нового понимания личности ребенка.