Читаем Прощание с коммунизмом. Детская и подростковая литература в современной России (1991–2017) полностью

В начале 1990‐х популярная и массовая литература, публикуемая крупными издательствами, играла важнейшую роль в возможности разнообразить детский книжный рынок, что способствовало возникновению в последующие годы новой литературы для детей и подростков. Как мы увидим в четвертой главе, произведения более «высоких» жанров, публикуемые малыми издательствами, появились позднее, и часто их создание являлось непосредственной реакцией на уже существующие массовые детские тексты. Данная глава посвящена массовой (рыночной) литературе для детей, а также продукции, связанной с книгами в более широком смысле, тогда как в четвертой главе мы сосредоточимся на художественной литературе в прямом значении этого слова232. Что достойно называться литературой, а что нет, не всегда очевидно, и эта тема заслуживает дальнейшего обсуждения. Мы будем говорить о двух типах книжной продукции по нескольким причинам. Во-первых, такое различие явственно прослеживается в корпусе текстов, написанных для детей в 1990‐е годы, во-вторых, оно по-прежнему широко применяется в сегодняшнем российском контексте, и в-третьих, те, для кого это важно, с удивительным постоянством одинаково определяют, что же все-таки является литературой в высоком смысле этого слова, несмотря на то что сама культурная элита претерпела за эти годы значительные изменения. Многие знаменитые произведения русского литературного канона выросли из «легких» жанров: например, «детективные романы для интеллектуалов» («Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы» Достоевского) или роман о скандальном поведении героини («Анна Каренина» Толстого). Этот факт только подчеркивает иронию подобных различий и искусственность данных категорий: ни «легкое» происхождение, ни прочное место в каноне не являются существенными характеристиками этих романов. Постоянное ожидание кризиса в современной российской детской литературе, вместе с непрерывным страхом, что «детям нечего (хорошего) читать», еще раз подчеркивают важность «высокой» литературы как социальной категории, определяющей социальные иерархии и стимулирующей авторов писать высокохудожественные тексты233.

Мы посвятили массовой (рыночной) литературе отдельную главу и не смешиваем ее с «высокой» литературой; нам важно подчеркнуть особую роль культурных элит в формировании литературного канона. Роль российских культурных элит в литературе и искусстве особенно интересна, поскольку огромные перемены в политическом и экономическом устройстве страны (от империи и монархии к коммунистическому режиму, а потом к «управляемой демократии») соответствуют изменениям в понимании того, кто входит в культурную элиту и какова роль представителей этой элиты в создании культурного капитала. В XVIII веке литературный канон определялся царями, богатыми вельможами и придворными поэтами, в XIX веке на их место заступили профессиональные литераторы, редакторы литературно-критических журналов и издатели. В течение большей части XX века этот процесс находился в руках у репрессивного государства, что привело к разделению культурной элиты на хорошо оплачиваемых профессионалов (членов Союза писателей) и диссидентов, многие из которых писали «в стол» или публиковались только на Западе. В нашем столетии мы видим активных членов литературного сообщества – писателей, издателей, библиотекарей, учителей, родителей и даже самих детей, – стремящихся создать внутри рыночной экономики нишу для высококачественной детской литературы и противопоставить эту литературу изобилию массовой продукции.

Есть и еще одна, более практическая причина для использования таких категорий, как массовая и художественная литература, заключающаяся в том, что эти термины в сегодняшней России активно использует книжный рынок. Крупные издательства по-прежнему выпускают большими тиражами «легкое чтиво», переводную литературу, популярный нон-фикшн и те книги для юного читателя, которые пользуются максимальным спросом и приносят максимальную прибыль. Маленькие издательства приглашают талантливых авторов и издают их книги тиражами в несколько тысяч экземпляров. Хотя эти элитные детские издательства («Самокат», «КомпасГид», «Розовый жираф», «МИФ», «Настя и Никита» и многие другие) сумели найти свою рыночную нишу, они все же часто воспринимали свою деятельность как бескорыстный труд, который никогда не принесет им гигантских доходов. Различие между финансовым капиталом в случае популярной литературы и культурным капиталом в случае высокохудожественных книг отражает разницу в миссии двух типов издателей, старающихся оживить поле детской литературы с разных концов ее возможного спектра.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы
Основание Рима
Основание Рима

Настоящая книга является существенной переработкой первого издания. Она продолжает книгу авторов «Царь Славян», в которой была вычислена датировка Рождества Христова 1152 годом н. э. и реконструированы события XII века. В данной книге реконструируются последующие события конца XII–XIII века. Книга очень важна для понимания истории в целом. Обнаруженная ранее авторами тесная связь между историей христианства и историей Руси еще более углубляется. Оказывается, русская история тесно переплеталась с историей Крестовых Походов и «античной» Троянской войны. Становятся понятными утверждения русских историков XVII века (например, князя М.М. Щербатова), что русские участвовали в «античных» событиях эпохи Троянской войны.Рассказывается, в частности, о знаменитых героях древней истории, живших, как оказывается, в XII–XIII веках н. э. Великий князь Святослав. Великая княгиня Ольга. «Античный» Ахиллес — герой Троянской войны. Апостол Павел, имеющий, как оказалось, прямое отношение к Крестовым Походам XII–XIII веков. Герои германо-скандинавского эпоса — Зигфрид и валькирия Брюнхильда. Бог Один, Нибелунги. «Античный» Эней, основывающий Римское царство, и его потомки — Ромул и Рем. Варяг Рюрик, он же Эней, призванный княжить на Русь, и основавший Российское царство. Авторы объясняют знаменитую легенду о призвании Варягов.Книга рассчитана на широкие круги читателей, интересующихся новой хронологией и восстановлением правильной истории.

Анатолий Тимофеевич Фоменко , Глеб Владимирович Носовский

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное