В начале 1990‐х годов перемены в издательском деле привели к созданию новой литературы для детей; новое книгоиздательство, в отличие от старого, советского, было направлено на получение прибыли. Рынок заполонило огромное количество массовой литературы, криминального чтива и «научпопа», что вызвало сильнейшую реакцию литературных критиков, литературоведов и педагогов. Многие родители поначалу приветствовали эти новые книги, они казались им долгожданными плодами капитализма, однако культурная элита приходила в ужас от непрекращающегося потока «мусора», наводняющего страну, – еще одного доказательства окончательного упадка русской цивилизации. Конец семидесяти четырех лет государственного книгоиздания и внезапное появление ориентированной на прибыль детской книжной продукции означали поворот на 180 градусов – от советской модели к рыночной, – что в случае современной российской детской литературы привело ко множеству разнообразных последствий. Книгоиздание демократизировалось в том смысле, что теперь на него оказывало влияние множество независимых игроков. То, что многие читатели в России отнеслись к массовой литературе как к продукции, не имеющей никакой художественной ценности, не уменьшает ее роли: она проложила дорогу возрождению российской детской литературы в первом же десятилетии XXI века. Дело не только в том, что массовая литература породила сильнейшее желание противодействовать ее дурному влиянию; что более важно, она принесла с собой совершенно новые представления о ребенке как об активном субъекте читательского процесса, полноценном индивидууме и потребителе; эти представления о новом читателе оказали огромное влияние на эволюцию новой литературы для детей и подростков.
Приватизация издательского дела в 1990‐х годах была не первым случаем в российской истории, когда государство перестало заказывать и оплачивать художественные тексты. Исчезновение придворных поэтов и покровителей искусств в конце XVIII века вызвало сходную трансформацию литературного процесса; это привело к профессионализации литературного творчества в XIX веке и созданию знаменитых во всем мире произведений Пушкина, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Толстого, Чехова и многих других. Этот пример помогает лучше увидеть, что же произошло в постсоветском контексте, когда в страну хлынул поток переводной литературы, а многие отечественные авторы поспешили заняться воспроизводством успешных западных моделей; такое резкое изменение существующих литературных форм привело к значительному расширению круга возможного чтения не только детей, но и взрослых.
Изучение того, как Россия за несколько десятилетий сумела стать частью глобальных издательских тенденций, показывает, что массовая литература предлагала читателю совершенно иные жанры, нежели литература, спонсированная государством. Как мы уже говорили в первой главе, советская книжная индустрия производила миллионы идентичных копий школьных букварей, сказок, сборников стихов и рассказов, повестей и романов, предназначенных для того, чтобы развивать ребенка и прививать ему высокие нравственные принципы. В постсоветской России децентрализованная система частных издательств быстро приучила читателя к новым жанрам: интерактивным книжкам для малышей, легким жанрам – фэнтези, хоррору и детективам, не говоря уже о литературе young adult. Подобные жанры либо совсем не существовали, либо были недостаточно представлены в советской детской и подростковой литературе231
. При этом новая массовая (рыночная) литература создавалась не только для развлечения детей; она приучала читателя к пониманию агентности самого ребенка, что прямо связано с зависимостью новой рыночной экономики от детей-читателей и тех взрослых, которые покупают детям книжную продукцию. Интервью с главами издательских компаний в период с 2011 по 2016 год выявляли широко распространенную озабоченность тем, как привлечь новых читателей и как помочь новым русскоязычным авторам обрести заслуженную известность. Привлечь юного читателей к новым книгам оказалось достаточно трудно, поскольку государственная школьная система вносила мало изменений в школьную программу, а общенациональная повестка дня продолжала превозносить прошлое, испытывая постоянную ностальгию по утраченному советскому канону детской литературы.