Прощание с мирной жизнью

Гвидо вытер под столом руки. Его статью читают как подпольную литературу! Им восхищаются. Социалистический кружок приглашает его сделать доклад. Послом от кружка к нему явилась внучка Рейтера! Это уже, пожалуй, чересчур! Франк почувствовал легкое головокружение.

— Право, не знаю, — нерешительно сказал он.

— Тогда, может, в пятницу?

— Простите, фрейлейн Адриенна, я хотел сказать, что вообще не знаю, буду ли я…

— Нет, отказаться вы не можете! Ведь это же ваша собственная тема. Вы должны прийти. — Адриенна схватила его за руку.

Франк на какую-то долю секунды опустил глаза. Он видел себя с Адриенной в полутемном сводчатом подвале среди толпы незнакомых людей в платках и красных галстуках, или нет, не в сводчатом подвале и не среди людей, а в спальне, и Адриенна склонялась головой ему на грудь, и тут же вдруг оказался Александр Рейтер, он хлопал Гвидо по плечу, улыбаясь, спрашивал, как процветает под его управлением газета, — ведь Гвидо теперь главный редактор «Тагесанцейгера», он пишет передовицы, пламенные и критические статьи, которые перепечатывают ведущие венские газеты, которые доходят до Лондона и Парижа. Конечно, эти социалисты могут его скомпрометировать — ведь никто не знает, что им, собственно, надо, иногда они и бомбы бросают, но с такими Адриенна, надо полагать, не водится, хотя, конечно, никто не может поручиться, что́ на уме у такой эксцентричной девушки… Собственно, следовало бы предупредить Александра, разумеется, в интересах самой же Адриенны, но как бы она не обиделась; конечно, надо приняться за это очень искусно, растрогать ее, ну, во всяком случае, надо все хорошенько обдумать, не принимать поспешных решений, никто не может требовать, чтобы он тут же принял решение. Да, время, чтобы все обдумать, вот, что ему нужно.

Гвидо поднял глаза на Адриенну.

— Ваше предложение, фрейлейн Адриенна, для меня очень лестно. Прошу вас, будьте уверены, что мое самое большое желание быть вам приятным. Но в данном случае я не имею права решать единолично, я хочу сказать, что скандал на маневрах и моя статья тоже теперь уже общественное дело, поэтому я должен согласовать свои действия с моими парламентскими единомышленниками. Это ни в коем случае не отказ, Адриенна, я только прошу разрешить мне дать вам ответ послезавтра.

Он ожидал, что Адриенна будет разочарована, и уже обдумывал кучу других аргументов, но, к его собственному разочарованию, она немножко подумала и встала.

— Хорошо, господин Франк, послезавтра я приду за ответом. Где мы встретимся — опять здесь? В то же время? Отлично. Значит — до скорого свидания!

II

Гвидо Франк вышел из кабинета Александра с таким развязным видом, что невольно не верилось в его естественность.

Ябурека не обманули ни его небрежная походка, ни улыбка. «Нечего представляться, — проворчал он вслед быстро удалявшемуся Франку, — нас не проведешь: посмотришь — сам черт ему не брат, а заглянешь в душу — побитая собака!»

Франк и вправду чувствовал себя неважно, как после похмелья: ничтожным, придавленным и «промахнувшимся». Он хотел очень тонко сообщить Александру, что социалистическое окружение Адриенны может повредить ей самой и доброй славе семьи, но что он, Франк, позаботится… Ах, как глупо! Как глупо! Да, он повел разговор недостаточно тонко.

А может, на этот раз ему просто не повезло?

Гвидо, наморщив лоб, уставился на свои влажные ладони и тайком понюхал их. Почему все дается с таким трудом именно ему? Перед другими, как по волшебству, открываются все двери, сглаживаются ухабы на всех дорогах. А ему ничто не дается даром. При каждом шаге вперед приходится напрягать все силы, работать локтями, потеть. Да, потеть в буквальном смысле слова!

Он вытер руки и еще раз понюхал их. Озабоченно покачал головой. Другим достаточно улыбнуться — и они получают то, что ему надо брать с бою. Там, где других вывозит личное обаяние или удача, ему надо трудиться, да еще как трудиться! Даже такой пустяк, как аккуратно пригладить волосы, и то для него не просто.

Есть от чего впасть в отчаяние. Нет, кто другой и впал бы в отчаяние. Для Гвидо Франка слово «отчаяние» не существует. Он преодолеет все препятствия. Он протиснется вперед, как бы это ни казалось трудно, пусть даже до ужаса трудно. Он опередит всех, всех этих легкомысленных обольстителей и баловней судьбы, потому что у него есть то, чего у них мало или совсем нет: честолюбие, напористость, энергия. Бурная, ненасытная энергия; до сих пор она возмещала все недостатки, преодолевала все превратности судьбы. Удалось же ему против воли матери и фанатика-отчима бросить занятия теологией! Сумел же он обольстить холодную как лед фрау Паркани, владелицу кошицкой газеты для семейного чтения (хотя мужчин небольшого роста она терпеть не могла). Печатает же «Тагесанцейгер» его отчеты и заметки! Занял же он прочное место в редакции!