Прощание с мирной жизнью

Один из берлинских журналистов, все время делавший какие-то заметки, достал из планшета карту местности, где происходили маневры, на которой цветными карандашами были нарисованы всякие стрелки и квадратики.

— С вашего разрешения, господин полковник… чтобы коллеги могли уяснить себе общую картину: линии расположения фронтов проходят здесь. — Он провел ногтем несколько линий на карте. — Его превосходительство генерал Ауфенберг оттеснил наступающих синих в пустое пространство и затем охватил их с обоих флангов. Если за последний час не будет какого-либо радикального изменения, завтра перед нами будет классическая ситуация: Седан. Даже прусскому генералу вряд ли удалась бы более блестящая операция. — Берлинец визгливо рассмеялся.

Остальные сердито, неприязненно молчали. Слышен был только шум мотора. Затем, когда автомобиль неожиданно остановился, огибая выступ горы, замолк и мотор.

XII

Дорогу загородил патруль. В некотором отдалении стояла на небольшой возвышенности группа офицеров. Бросались в глаза красные генеральские лампасы. У подножия холма вестовые держали наготове породистых лошадей.

— Ну, в чем дело? — спросил берлинец.

— Разве вы не видите? Мы попали в плен, — объяснил ему бородач из Петербурга, показав на нарукавные повязки патруля. — Полевая жандармерия. По-видимому, мы очутились вблизи командного пункта и нас рассматривают как шпионов.

— Ха-ха-ха, блестящая шутка! — Берлинец громко расхохотался. — Но, серьезно, в чем дело, господин полковник?

Полковник, который вполголоса о чем-то переговаривался с начальником патруля — лейтенантом, похожим на бульдога, — поправил монокль.

— Небольшая задержка, господа. Там впереди находится расположение главного командования, и сейчас там принимается какое-то решение.

Тем временем группа офицеров стала спускаться с возвышенности.

— Так, значит, это действительно наши боги войны! — воскликнул депутат рейхсрата.

Полковник нетерпеливо стукнул моноклем по планшету.

— Извините, — сказал депутат, с иронической усмешкой склонив голову, — но это действительно они.

— Кто «они»? — спросил американец.

— Эрцгерцог-престолонаследник Франц-Фердинанд! Вон там впереди с левой стороны офицер с пышными усами около того высокого офицера в иностранном мундире, кажется румынского военного атташе, нет, это не румын, ну, да все равно… вот он обернулся и что-то говорит генералу, который идет сзади; это Гётцендорф. Жаль, представление окончилось, они уже садятся на лошадей. Глядите, глядите! Они поедут мимо нас!

Группа всадников быстро приближалась, впереди на крупном вороном коне — Франц-Фердинанд, монументальный и грузный; за ним на приплясывающей лошади рыжей масти — худосочный начальник генерального штаба.

Александр уже несколько раз видел их, но не вблизи и не обоих вместе. Какая противоположность! Генерал Гётцендорф казался комком нервов, престолонаследник, казалось, вообще был лишен нервов. Но, возможно, такая комбинация как раз и была удачной.

Не доезжая нескольких шагов до автомобиля, Франц-Фердинанд остановил своего вороного и поманил полковника, который промаршировал ему навстречу и вытянулся у обочины, приложив руку к козырьку.

— А, Хартенау, это вы с господами штатскими!

Он пришпорил лошадь и подъехал совсем близко к головному автомобилю. На его широком, загорелом лице выпуклые голубовато-зеленые с желтыми крапинками глаза казались фарфоровыми. У Александра создалось впечатление, будто они все только ощупывают холодным взглядом, ничего в себя не вбирая. И усы казались твердыми, искусственными. Словно из стекла!

Приложив правую руку к козырьку, престолонаследник начал говорить. Александра удивил его мягкий австрийский говор. Плавно лились любезные и ничего не говорящие слова — лексикон, хорошо всем знакомый по речам Габсбургов: «Меня очень радует… тесное единение вооруженных сил с гражданским населением… памятуя о славных победах… неподкупно служа императору и отечеству… охраняя мирное население городов и сел… несомненно, наилучшее впечатление… для меня было истинным удовольствием, господа…»

Он уже повернул коня и быстро скрылся из виду, окруженный поспешившей за ним свитой.

Полковник распорядился продолжать путь. Александр пытливо вглядывался в лица окружающих. Какое у них впечатление? Такое же странное, как и у него, — точно это бег на месте?

— По сообщениям в прессе, я представлял себе генерала Гётцендорфа совсем другим, — сказал американец.

— Разве вы не знаете? — отозвался депутат. — Его изображают всегда в профиль, и на фотографиях, и на рисунках. Вы этого не замечали? В профиль и с подчеркнуто героической осанкой. А потом, когда видишь его собственной персоной, кажется, что это не он, а его сестра.

Берлинец хотел что-то выпалить, но одумался и опустил голову. Полковник опять постучал моноклем по планшету. Александр снова почувствовал «прилив патриотизма», уже испытанный им до того при словах русского бородача. Но, к удивлению Александра и остальных, как раз русский преодолел ставшую уже тягостной ситуацию.