Прощание с мирной жизнью

— Вы правы, баронесса. Подумать следовало бы. Но я не могу. А потом для меня в этом нет смысла. Я создана для настоящего, вот и все.

Как она это сказала, эта пролаза, эта интриганка! В каждом слове скрывалась шпилька. Амальтея кипела. С трудом переменила она тему, сказала материнским тоном:

— Я слышала, вы собираетесь сделать решительный шаг… Не хотите ли лучше булочку с медом? А то все острое и острое… Да, так вот, я восхищена вашим мужеством, фрейлейн Рейтер. Поверьте мне, я знаю господина Гелузича как свои пять пальцев и, несмотря на то, что случилось, не питаю ни к нему, ни к вам ни малейшего зла, это было бы просто смешно, не правда ли? Словом, я говорю с вами о господине Гелузиче только потому, что вы внучка моего друга молодости и у меня к вам чисто родственные чувства… Дело в том, что господин Гелузич при всех своих качествах все же… все же… ну, он ни в коем случае не тот человек, с которым девушка может связать себя на всю жизнь, ожидая от него… — Амальтея запнулась.

— Я, собственно, ничего от него не ожидаю, баронесса, — заявила Валли с дерзкой наивностью, — и меньше всего обеспеченной жизни.

Возможно, Валли сказала это без злого умысла. Так немного спустя подумала Амальтея. Но первой ее реакцией была ярость. Она кипела яростью, не могла ее сдержать. Куда девался светский лоск, — перед Валли была Мальти актерской поры, боевая, несдержанная, с налетом вульгарности. Она вскочила так резко, что задребезжала посуда, и прошипела:

— Спите, спите с ним, раз уж вы так подло выхватили его у меня из-под самого носа. Спите с этим старым козлом. Пожалуйста. Полу́чите по заслугам!

X

Выходка Амальтеи нисколько не обидела и не разозлила Валли, а, наоборот, рассмешила ее. Она, правда, разыграла возмущение и вышла из номера баронессы, но тут же в коридоре бросилась на расшатанное кресло и разразилась гомерическим хохотом. Даже когда она, наконец-то несколько успокоившись, спускалась по лестнице, плечи ее еще вздрагивали от с трудом сдерживаемых приступов смеха.

«Вот так сцена! — в десятый раз повторяла она про себя. — Как неожиданно слетела с нее аристократическая маска и под ней обнаружилось ее прошлое лицо — лицо каботинки. Так всегда бывает, когда ты не доросла до той роли, которую играешь. А почему не дорастают? Потому что теряют свое «я». До потери сознания влюбляются в мужчину. Или в свои меланхолические грезы. Или в светский успех… Ну, я, во всяком случае, никогда своего «я» не потеряю, — подумала Валли, — это решено твердо, совершенно твердо». Она очень гордилась таким решением и тем, что называла «жизненной философией, положенной в его основу».

Из вестибюля через стеклянную вращающуюся дверь виден был биллиардный зал в примыкающем к отелю кафе. Сейчас там играли трое: Гелузич, майор Польди фон Врбата и удивительно коротконогий пожилой господин. Он был, как, быстро оглядев его, констатировала Валли, в ботинках на высоких каблуках, а рыжие с проседью волосы он зачесал наверх, словно желая импонировать своей мощной гривой. «Лев из зверинца, списанный за негодностью, — было первое пришедшее Валли в голову сравнение. — А ведь это может быть Мальтин… — Она пригляделась внимательнее. — Да, да, у него экзотический орден, о котором говорил Марко. И вообще он очень подходит под описание Марко. Ну конечно, это кожевенный фабрикант баронессы Амальтеи. Ха-ха-ха! И она еще смеет называть Марко старым козлом, когда у самой такой друг дома. Просто крыть нечем! Хотя мне все понятно — зелен виноград…»

С торжеством и удовлетворением, правда вскоре перешедшим в живое любопытство, следила Валли за Гелузичем, который явно вел игру. Он играл не только на биллиарде, но и на нервах своих партнеров. Он обманывал их, нарочно неловко целясь, нарочно колеблясь, выбирая, казалось бы, совершенно неудачное направление для удара, и все снова и снова тешил их ложными надеждами, а затем с молниеносной быстротой и совершенно непонятно каким образом, словно при помощи искусного фокуса, делал карамболь.

Лев из зверинца проигрывал; он ерошил свою гриву, после каждого удачного удара бежал к доске для записи, чтобы сосчитать очки, менял кий, а когда Гелузичу удавалась особенно смелая комбинация, злился и швырял мелок об пол.

Польди, наоборот, будто окаменел, на его лице, хоть и растерянном, но неизменно румяном и мальчишеском, застыла улыбка. Он, как загипнотизированный, глядел на Гелузича, словно от того исходила некая притягательная сила. Когда наступал его черед играть, он выполнял все необходимые движения медленно, будто деревянный, и впечатление безжизненности и скованности не только не смягчалось, а, наоборот, усиливалось.

Валли почувствовала, что по спине у нее пробежал холодок. Под влиянием неосознанного импульса она быстро вошла в биллиардную.

— О, Валли, целую ручку! — Гелузич взял кий, как ружье, на караул. — Как ты сюда попала?

— О том же самом я собиралась спросить тебя. Я думала, что ты на маневрах.