Прощание с мирной жизнью

— Надо знать, какой домашний очаг ждет твою внучку. Я полагаю, все зависит от того, в каких условиях ей предстоит жить. — Каролина нагнулась к своему рукоделию и ждала, что скажет Александр. Не дождавшись, она снова заговорила: — Пожалуйста, я вовсе не требую, чтобы господин Гелузич посвящал меня в свои деловые тайны, и если ты достаточно информирован… но я вижу, ты не информирован, может быть, я ошибаюсь?.. Нет. Вот видишь!

— Пардон, что я вижу?

— Господи, Али, не представляйся таким непонятливым. Я не могу допустить, что до тебя не дошли слухи об аферах Гелузича. И Польди, который все еще поддерживает самые тесные с ним отношения (не говоря уже о твоей внучке, но она, конечно, слепа), Польди подтвердил эти слухи; ничего определенного он не сказал, но для меня достаточно одного взгляда. Когда я спросила его о Гелузиче, он страшно смутился, и я даже подозреваю, что Гелузич тянет с него ростовщические проценты, но этот разговор уведет нас в сторону. Во всяком случае, для меня не подлежит сомнению, что есть доля правды в слухах о международных биржевых спекуляциях, аферах с оружием и ростовщичестве. Деньги даются в долг из двадцати пяти процентов! Ну, что же ты молчишь? Может, ты считаешь, что такой профит не противен принципам морали?

— Милая Каролина! — Александр попытался качнуться разок-другой на своем готическом стуле, скрип стула явно подействовал Каролине на нервы, но Александр с невозмутимым видом продолжал: — Я боюсь, мы дошли до трудноразрешимой проблемы, какое количество песчинок можно считать кучей песка. Это все философия, дорогая моя. Такого рода философия частное дело каждого, во всяком случае, я так думаю.

— Ты, Александр, атеист.

— Если этим ты хочешь сказать, что мы с тобой молимся абсолютно разным богам, я не возражаю. Между прочим, разреши тебе напомнить, что большая часть твоего приданого вложена в акции винокуренного завода, от которого тянет отнюдь не святым, а спиртным духом.

Каролина фон Трейенфельс зажала уши.

— Довольно вульгарных шуток, Али, прошу тебя, пощади мои нервы. Ты отлично знаешь, что я — одинокая вдова и вынуждена была поручить управление моим капиталом посторонним лицам, кроме того, четверть моих доходов уходит на дела благотворительности. Скажу только, что этот господин Гелузич, который счел приличным явиться ко мне с первым визитом в костюме для верховой езды и с бутылкой шампанского, словно я такая же особа, как его бывшая… ну, словом, как эта самая Арндтем; откуда у нее баронское достоинство, я предпочитаю не знать.

— Дорогая моя, — самым кротким тоном прервал ее Александр, — насколько я знаю, Врбата были пожалованы дворянством тоже не при Карле Великом. А если ты еще вспомнишь маркитантскую тележку нашей бабушки…

— Для этого нет ни малейшего повода, и вообще мы уклонились в сторону. Еще раз уверяю тебя, что будущий супруг твоей внучки производит неприятное впечатление. Совсем как наш покойный дядя Луиджи. Тот тоже был итальянцем.

— Гелузич — хорват, дорогая моя.

— Хорват или итальянец, не все ли равно? Я имею в виду вообще этих жуиров-южан, чернобородых красавцев, швыряющих деньгами и подглядывающих в щелочку за тем, что делается в комнате гувернантки. Валли еще предстоит много приятных сюрпризов, вроде тех, что пережила покойная тетя Клотильда с дядей Луиджи. Ты знаешь, это же было притчей во языцех. В качестве твоей сестры заявляю тебе самым серьезным образом: я считаю, что этот Гелузич mauvais sujet[85], и желала бы сложить с себя всякую ответственность за их молодое хозяйство. — Она свернула вышивание, сняла очки и открыла лорнет.

Александр встал.

— Пожалуйста, если таково твое желание, мы можем поручить фрейлейн Шёнберг позаботиться о приданом. Она, конечно, приложит все старания.

— Что ты, Али! Шёнберг? Даже принимая во внимание ее долголетнюю службу у нас в доме, все же… нет, нет, невозможно! Она была прислугой, прислугой и осталась, только чуть повыше рангом. И поручить ей заботы о приданом для девицы из нашей фамилии… нет, нет, невозможно!

— Гм, в таком случае остается только тебе пожертвовать собой, соблюдая традиции рода фон Врбата! — Александр указал на портрет покойного супруга Каролины и прочитал девиз, вписанный в угол картины: — «Diligentissimi ac fidelissimi milites pro imperatore, patria, familiaque»[86]. Раз назвали себя усерднейшими и преданнейшими слугами императора, родины и семьи — извольте расплачиваться. — Он затушил сигару, бросил окурок в ведро для угля, стоявшее за экраном, на котором были вышиты фламинго, послал Каролине воздушный поцелуй. — До свидания, дорогая моя. И сообщи мне своевременно, сколько ты собираешься истратить на приданое.

Он накинул пальто и направился к двери.

— Али, Али! Ты вгонишь меня в могилу! — крикнула ему вслед разозленная Каролина. — Mon dieu, в этой семье никакое здоровье, никакие нервы не выдержат.

IV

Поездка в Богемский лес состоялась, как того и желала Ирена, еще до конца недели.