– В том-то и дело, что лица я не запомнила, – с сожалением проговорила Бердникова, – сами понимаете, какое освещение в ночном клубе, плюс ко всем прочему, она старалась не поворачиваться лицом.
– То есть?
– Все время смотрела на Костика, как прилепленная.
– А вы не помните, он пригласил ее танцевать или она его?
– Помню! – мстительно закусила губу Римма. – Она его толкнула, когда он пробирался между рядами, вроде бы нечаянно, и тут же стала рассыпаться в извинениях.
– Вы слышали, как она извинялась?
– Шутите, что ли! Как я могла в таком шуме хоть что-то слышать?
– С чего же вы взяли, что она извинялась?
– Так это было видно!
– Понятно. А потом?
– А потом Костик прицепился к ней как приклеенный! А она хитрая бестия!
– Хитрая? Почему?
– Все время коктейли ему подсовывала, а сама не пила.
– Вы хорошо это помните?
– Ну, еще бы! – зло проговорила Римма.
– И вы заметили, когда они ушли?
– Да, – кивнула Римма, – я стояла у двери и смотрела через стекло, как он усаживает эту цыпу в машину и садится сам.
– За руль?
– Куда же еще! – окрысилась Римма.
– Но он же был пьяный?!
– Ну и что, впервые, что ли? Папочка отмажет.
– Не отмазал, – обронила Мирослава тихо.
– Да, видно, такая судьба у Костика, – так же тихо отозвалась Римма.
– А как вы думаете, куда делась эта девушка? Ведь ее не было на месте преступления…
– Куда-куда, – сердито проговорила Римма. – Неужели не ясно?
– Представьте себе, нет…
– Да трахнул ее Костик прямо в машине и высадил. На фиг она ему сдалась! – Римма с досады махнула рукой.
– А вы давно на гонорею проверялись? – неожиданно спросила Мирослава.
– Что? – Девушка аж рот раскрыла.
– Очень советую провериться и пролечиться, пока не поздно.
Не давая опомниться Бердниковой, Мирослава вышла из кабинета и плотно закрыла за собой дверь.
– Ну что, всё узнали? – спросил у нее бармен, когда она проходила мимо него.
– Думаю, что узнала все, что знала Римма.
– Вот и ладушки! – обрадовался бармен и, подняв палец к потолку, проговорил шепотом: – А то сам волнуется.
– Бог, что ли? – спросила Мирослава.
– Хозяин! – протянул он внушительно и закатил глаза.
Волгина не стала выяснять у бармена, почему, говоря о живом хозяине, он показывает пальцем вверх, просто покинула «Недостроенный остров». Ей невыносимо сильно захотелось домой, в свою тихую гавань, где терпеливо ждали ее Дон и Морис.
Миндаугас в это время стоял в саду и не сводил глаз с бабочки, сидевшей на оранжевом цветке царских кудрей. Желтые крылья бабочки были разрисованы замысловатым узором из переплетения коричневых линий. Кончики ее крыльев касались длинных тычинок и время от времени тихонько подрагивали. И это слияние цветка земного и цветка воздушного зачаровывало и не давало оторвать глаз от чудесной картинки летнего дня. И так хотелось, чтобы эти мгновения длились долго-долго или, по крайней мере, запечатлелись в памяти.
Морис вздохнул, достал телефон и сфотографировал очаровавшую его пару. Так они останутся вместе навсегда…
И как раз в это время ворота автоматически открылись, и на подъездную дорожку въехала серая пропыленная «Волга», из которой выбралась Мирослава.
– Устали? – спросил Миндаугас.
– Немного… Морально, – призналась она.
А от крыльца уже со всех лап мчался черный пушистый кот Дон. Он запрыгнул на плечо Мирославы и прижался к ней своей пушистой щекой.
– Солнышко мое, – тихо прошептала Мирослава и попросила Мориса: – Сними его пока с меня, а то руки грязные. – А коту она пообещала: – Вот вымоюсь сейчас как следует и будем с тобой обниматься.
– У нас на обед жареная речная форель, – сказал Морис.
– Чудесно! – отозвалась Мирослава.
За обедом Морис спросил:
– Мы будем сдавать деньги на праздник дачников?
– Конечно, – кивнула Мирослава.
В их поселке жили не только обеспеченные люди, но и те, кому участки остались от родителей, бабушек, дедушек. Большая часть домов были капитальными, и люди жили здесь давным-давно, постоянно. А дачников как таковых в поселке не наблюдалось, но праздник почему-то все равно назывался праздником дачников. Устраивали его как раз менее обеспеченные жители поселка, готовили всякие вкусности из овощей и фруктов, проводили конкурсы, ставили смешные сценки и разные номера.
Мирослава и Морис ежегодно сдавали деньги на организацию праздника и, если были не заняты в этот день, веселились на празднике вместе со всеми. Миндаугас в прошлом году даже испек яблочный штрудель, но от участия в конкурсе категорически отказался, зато с удовольствием наблюдал, как на его угощение мгновенно налетела стайка детворы, и штрудель мгновенно испарился. Мирослава с улыбкой гадала, что же он испечет на этот раз.
После обеда она рассказала ему обо всем, что узнала за сегодняшний день.
– Значит, из клуба пьяный Шиловский уехал с неизвестной блондинкой и где-то по пути к своей гибели избавился от нее, – подытожил Морис.
– Первая часть твоих рассуждений верна, – задумчиво проговорила Мирослава.
– А вторая? – озадаченно спросил Морис.
– Шиловский мог и не избавиться от блондинки.
– Где же она в таком случае?
– Я бы дорого дала, чтобы узнать об этом.
– Ее могли убить и закопать в лесу.
– Зачем?