Прощание с плейбоем

– Неправда! – возмутилась пожилая женщина. – Разве вы не хотите восстановить справедливость?

«Да она уже как бы и восстановлена, – подумала про себя Мирослава, – убийца расплатился по счетам, вернее, его заставили расплатиться». А вслух она сказала:

– Вы, наверное, знаете, что Константин Шиловский, сбивший Артема, сам погиб под колесами машины.

– Знаю. Но тем не менее следствие должно официально признать его виновником смерти Артема.

– Мария Геннадьевна, следствие это давно признало.

– Почему же тогда они отпустили этого парня?!

– Это вопрос не ко мне.

– А к кому же?

– К следователю, к прокурору…

– А зачем же тогда пришли вы?

– Чтобы выяснить, кто мог быть причастным к наезду на Шиловского.

– А вам не кажется, что вы ищете не в том месте?

– К сожалению, не кажется…

– Но он же был бандитом! Значит, его и убили свои же бандиты! – гневно выкрикнула Федоскина.

– Мария Геннадьевна, Шиловский не был бандитом.

– А кем же он, по-вашему, был? – поджала губы Федоскина.

– Мажором, негодяем, прожигателем жизни и еще кем угодно, но не бандитом.

– Ладно, пусть будет по-вашему, он был мерзавцем. Но зачем вы ищете того, кто избавил от него людей?

– Потому, что самосуд карается по закону.

– А убийство?

– Непредумышленное, – тихо дополнила Мирослава.

– Непредумышленное, – согласилась Федоскина, – по закону у нас не карается?

– Карается, но в случае с Солодовниковым вышла осечка.

– Выходит, что если отец какого-нибудь мерзавца большая шишка, то руки закона сразу становятся короткими и не могут дотянуться до виновника?

Мирослава поняла, что если продолжать рассуждать в том же духе, то они никогда не выберутся с зыбкого места на твердое, поэтому она сказала:

– Мария Геннадьевна, я полностью с вами согласна. Но умоляю вас, давайте поговорим о другом.

– О чем же? – удивилась Федоскина.

– Об Артеме, его детстве, о его матери.

– Да что теперь говорить об Артеме, – вздохнула Федоскина, – я его знаю с тех пор, как его привезли из роддома. Он рос на моих глазах, и ничего плохого я о нем сказать не могу.

– А с его отцом Инна Гавриловна развелась?

– Да что вы! – замахала на нее Федоскина. – Григорий Матвеевич помер, когда Артему всего три годика было Так Инна и тянула в одиночку двоих детей.

– Почему двоих? – спросила Мирослава. – Разве у Солодовниковых были еще дети?

– Своих, кроме Артема, больше не было. Но вскоре после смерти Григория Матвеевича померла и родная сестра Инны Гавриловны. После нее осталась дочка Сашенька. Мужа у сестры не было. Но не отдавать же родную племянницу в детский дом.

Мирослава, поняв, что от нее ждут подтверждения, согласно кивнула.

– Ну вот Инна и привезла девочку сюда, взяла над ней опеку и стала растить вместе со своим сынком.

– Они дружно жили?

– Кто? – удивилась Мария Геннадьевна.

– Я имею в виду, дети между собой не ссорились?

– Ну что вы, жили тихо, мирно, как говорится, душа в душу.

– А куда же потом делась эта Саша?

Мария Геннадьевна нахмурилась.

– Уехала она. Вроде как поступила в другом городе в институт и больше носу сюда не казала! – Федоскина осуждающе покачала головой.

– Может, она за что-то обиделась на Инну Гавриловну?

– Да за что ей было на Инну обижаться? Холила ее, лелеяла! Бывало, слышу: вот Сашеньке туфельки купила, Саше пальто новое нужно. Или материал придет мне покажет – посмотри, мол, Геннадьевна, хочу Сашеньке платье шить.

– Действительно… – обронила Мирослава.

– И не поверите, – возмущенно продолжила Фелоскина, – Инна свое кольцо обручальное продала, чтобы девчонке к выпускному балу платье красивое купить и туфли!

– Купила?

– Купила, – горестно вздохнула Мария Геннадьевна, – потом еще хвасталась мне, что ее Сашенька на выпускном балу всех остальных девчонок затмила.

– Может, она и без платья была красивая? – не подумав, предположила Мирослава.

– Что это вы имеете в виду? – подозрительно спросила Федоскина.

– Я хотела сказать, что, возможно, дело не в платье и девушка была красивой сама по себе.

– То, что Сашка красавица, отрицать не стану, – успокоилась Федоскина, – но и платье ей шику добавило. Не зря говорят: «Наряди пенек, и будет паренек».

– А что потом стало с этим платьем?

– А что с ним станется, – вздохнула Мария Геннадьевна, – висит в шифоньере.

– У Солодовниковых?

– Не у меня же!

– То есть Саша, уезжая, платье это с собой не взяла?

– Не взяла.

– И никогда больше к тетке не приезжала?

– Не приезжала.

– Странно…

– Не то слово! – возмутилась Мария Геннадьевна. – Черная неблагодарность!

– Может быть, Саша писала тетке?

– Нет.

– Хотя бы открытки к праздникам присылала?

– Ничего она не присылала! Инна говорила, что первое время она ей звонила и коротенько сообщала – мол, у меня все хорошо. А потом и звонить перестала.

– Мария Геннадьевна, вы же были очень близки с Инной Гавриловной?

– Была, – не стала отрицать Федоскина.

– И неужели она вам ни разу не сказала или хотя бы не намекнула о причине такого поведения Александры?

– И не сказала, и не намекнула, потому как никакой причины и не было. А как я вам уже раньше сказала, одна черная неблагодарность. Тетка выкормила, выпоила, на ноги поставила и не нужна стала. Сами посудите, зачем Инна Сашке?