Прошедшее продолженное время

Я не помнил в точности, как это могло случиться. Но потом после напряженных мыслительных усилий туман рассеялся.

Надо было что-то делать. Не хватало сдохнуть теперь за ошибку старой маразматички, сделанную пятьсот лет назад. В ужасе я подбежал к двери. Стал истошно орать и колотить в старые закопченные доски.

Как бы мне не было жутко, но я опять уловил запах бодяги, точно Ганя была тут совсем недавно, а не ушла больше часа назад.

На мои призывы долго никто не отзывался, пока вдали не забухали сапоги и знакомый голос глухо и отрывисто не скомандовал: «Отставить! Прекратить!». Это был хорошо знакомый мне Васька Репкин, в этой ситуации худший вариант из возможных.

С того самого дня, когда с моей подачи разводящий Силантьев избил Ваську при нас с отцом на посту, я чувствовал исходящую от Репкина затаенную, трусливую ненависть.

– Постовой, ко мне, – приказал я, надеясь, что голос не даст петуха.

Однако от пережитого страха уверенного командного тона не получилось, и Васька это моментально почувствовал.

– Не положено! Прекратить!

– Постовой, брата моего позови сюда!

– Какого такого брата? – отозвался гвардеец. – Ты Пророком-Спасителем назвался? Значит, нет у тебя тут родных.

– У, долдон! – взвыл я. – Позови, ведро самогона поставлю! Или денег хочешь? Позови, у меня есть. Много. На пару коров тебе хватит.

Лязгнул засов, открылось окошко в двери камеры. Сальная морда с линялыми голубыми глазками появилась в проеме.

Репкин долго смотрел на меня, наслаждаясь своим торжеством.

– Мне твой самогон, щенок поганый, без надобности. И деньги свои засунь себе поглубже, – важно сказал тюремщик. – Куда завтра тебе кол загонят. Есть на свете справедливость.

Репкин изобразил пальцами левой руки круг и сунул туда большой палец правой. Потом с треском захлопнул окошко и зашагал прочь, громко, на весь коридор напевая: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…».

Именно это мурлыкал Силантьев, набив Ваське морду.

Тут вокальные упражнения гвардейца прервал высокий женский голос. Я еле его узнал, настолько пленительные и чувственные интонации искажались нотками наглого, высокомерного превосходства. Слов было не разобрать, но, похоже, девушка похвалила тюремщика за бдительность.

Да, это была она, когда-то захваченная на болоте чужеродной сущностью и освобожденная ценой моих невероятных усилий и смертельного риска, наследница престола. Похоже, Ганя сделала свой выбор.

А еще она приходила позлорадствовать и полюбоваться на мое смятение.

Сдохнуть на колу не входило в мои планы. У меня была батарея с блоком преобразования на 220 вольт, оттого умереть можно было легко. Но я предпочел переделать ее в бомбу полного распада, чтобы уйти весело и с огоньком, взяв с собой как можно больше попутчиков.

Переподключить элементы батареи было делом нескольких минут.

Началась последняя ночь в моей жизни. За окнами затихли разговоры и шаги, умолкло ржание лошадей и стук копыт. Придавленный темнотой, город погрузился в сон. Не пыхтел компьютер, лишенный питания. Остановилась даже капель, прихваченная морозцем.

В мертвой тишине камеры было слышно, как горит свеча. Удары сердца казались оглушительными.

Собственно, по стандартам прошлого времени, это был вечер. Не было даже одиннадцати. Но по нынешним, постапокалиптическим меркам, через три часа после захода солнца наступала глубокая ночь.

Мысли сами собой перескочили на то, зачем нужно было так наказывать самого себя. Почему-то снова и снова в голову лезли странные слова Рогнеды. Теперь, в тишине, они приобрели несколько иной смысл. Было сказано, что кто-то одной рукой душит, другой дает, при этом сидит на самом верху.

Неужели это христианский бог, в которого амазонки не верят? А раз не верят, отчего она на него ругается? Это кто-то поближе. Неужели князь? Что он дает и отнимает? Продовольствие? А ведь подходит…

Владыка разоряет местных производителей, поддерживая искусственный дефицит и позволяет торгашам-спекулянтам торговать по запредельным ценам.

Дальше Ганя повторила слова Преподобной про оборотистых тамбовцев. Но при этом добавила, что им все дешево достается. Это может означать, что Тамбов не производит сам продовольствие, а закупает его у «недоразвитых дураков».

Если вспомнить, что в бытность Аленой наследница престола проговорилась как-то про очеловечивающихся троглодитов, то, возможно, на территории России кроме Владимира, Тамбова и Суздаля есть и иные людские поселения. Пусть даже произошедшие от бывших трупоедов.

А значит, кормильцы-южане – только ушлые посредники, которых можно кинуть, особенно если вспомнить, что та же Ганя знает все секреты гнездившейся в ее теле вампирши.

Даже разгромив амбары спекулянтов продовольствем, а всех этих Сытоедовых и Икрюхиных публично насадив на колья, мы все равно смогли бы легко восстановить схему поставок.