Прошедшие войны

В конце октября из штаба дивизии получили приказ совершить рейд в тыл врага и взорвать на станции Суворовкино депо по ремонту немецких танков. Возглавить операцию поручили старшему лейтенанту Арачаеву. Для взрывных операций из батальона Макарчука пригласили двух офицеров, профессионалов-подрывников. Двое суток, в основном ночами, двигались шестьдесят воинов до цели. Уверенные в своей силе, увлеченные атакой Сталинграда, немцы не ожидали десант у себя в глубоком тылу. Бесшумно ликвидировав нескольких полусонных часовых, красноармейцы сумели подложить взрывчатку под емкость с топливом. На рассвете второго ноября 1942 года ремонтное депо взлетело в воздух. Получился такой неописуемый каскад взрывов, что пострадали и сами нападавшие. Отступление было тяжелым, с неотступным преследованием и засадами. Группа прорывалась отчаянно, шли наутек на восток, к Волге. На вторую ночь в густых зарослях тростника наткнулись на разведку соседней красноармейской дивизии, вступили с ними в бой. Только после криков раненых поняли, в чем дело. В этом бою с обеих сторон погибло 14 человек. Из шестидесяти человек вернулись обратно к родным позициям только девятнадцать. Сам Арачаев был тяжело ранен в голову. Перевезти его куда-либо в госпиталь было невозможно. Все связи с тылом были отрезаны. Позади была широченная Волга. Два военных врача-хирурга из батальона Макарчука сделали Цанке в полевых условиях уникальную операцию. После этого он долго не вставал. В контрнаступлении нашей армии, начавшемся 13 ноября первым залпом милых «катюш», Арачаев не участвовал, только слышал радостный рев, вместе со всеми, как ребенок, радовался первой победе. А двадцать шестого ноября с перевязанной головой он участвовал в сражении у калмыцкого села Хроти. Первую атаку немцы отбили. Двадцать восьмого числа повторная атака вновь захлебнулась, и только двадцать девятого удалось в упорном бою выбить противника из населенного пункта и уничтожить в голой степи. В эти же дни Арачаев впервые увидел огромное количество пленных фашистов. Это были не те гордые, надменные завоеватели что шли к атаку поздней осенью под Москвой. От тех вояк осталось только жалкая тень. Это были сутулые, позеленевшие от мерзлоты доходяги. Они все были в одних гимнастерках, а на ногах, как валенки, болтались перешитые из шинелей лохмотья. Пленных было так много, что Цанка поразился, как их смогли окружить и захватить в плен. Тогда же ему в голову полезла странная мысль: «Интересно, каким образом эту массу доставят в Колыму?» Иные варианты их использования он посчитал слишком гуманными для Советской власти…

У поселка Садовое осколком снаряда Арачаева ранило в бедро, от падения раскрылась прежняя рана на голове. После этого его направили в тыловой госпиталь. С командиром Висаитовым Мовладом прощались со слезами на глазах. К тому времени от 1400 человек, в основном чеченцев и ингушей, собранных весной под Краснодаром, к зиме осталось в строю около двухсот. Позже, находясь в госпитале, Цанка узнал, что Висаитов за бои под Сталинградом получил звание подполковника и что он назначен командиром отдельного Донского казачьего полка… Они встретились вновь только двадцать два года спустя в Грозном на Параде в честь Дня Победы…

Седьмого января 1943 года Арачаева выписали из госпиталя и направили в Дубовку, севернее Сталинграда. Там он поступил в ряды вновь сформированного 7-го кавалерийского Сибирского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Кириченко, командиром дивизии был полковник Константинов, а командиром полка подполковник Саверский Иосиф Митрофанович. В новом соединении Арачаева приняли очень тепло, с уважением и почитанием. Во всем корпусе не было военнослужащего, имеющего такой же богатый опыт боевых действий. Его назначили командиром разведдивизиона, в его подчинении находилось более ста человек, среди них было семь чеченцев и два ингуша, а всего в полку служило около тридцати земляков. Однако Цанка с удивлением отмечал, что за все годы войны он ни разу не смог выделить кого-либо по нации, и к себе он не чувствовал никакой предвзятости среди окружающих. Все жили в кровной дружбе, делясь последним, думая и говоря на одном языке.

Вместе с тем в армии воцарились новые порядки. В каждом полку были созданы особые отделы — СМЕРШ, численность которых доходила до двенадцати-пятнадцати человек. Этих людей, как огня, боялись даже командир полка и замполит, не говоря уже о младшем офицерстве и солдатах. Они имели отменную форму, привилегированное положение и даже отдельную кухню. В течение боя они отсиживались в тылу, а потом во время коротких привалов днем и ночью ходили молчаливо по подразделениям, все вынюхивали, кругом рыскали, копались во всем.