Прошедшие войны

— Я ничего не могу понять, — мотнул головой Иосиф Митрофанович.

— Я тоже, но знаю, что случилось страшное.

— Успокойся. Мы все выясним. Это недоразумение… Такого быть не может, — говорил нервно полковник, с письмом в руках ходя по маленькой землянке.

На следующее утро явился замполит корпуса. Просили Арачаева молчать до выяснения истины. Через несколько дней собрали всех чеченцев и ингушей, провели открытое комсомольское собрание, сообщили всем шокирующую новость. Просили выступить старшего по званию Арачаева. Он отказался. Однако остальные его земляки сами сказали, что это непонятная ошибка, что они уверены в ее исправлении и даже в извинениях. А они, в свою очередь, — доблестные бойцы победоносной Красной, а теперь Советской Армии, с еще большим рвением будут громить врага.

— Я обязуюсь первым дойти до границы с Польшей, — кричал сержант Бакаров.

— А я первым дойду до Берлина и за горло возьму свинью Гитлера, — азартно выкрикивал лейтенант Межидов.

— Родина и Сталин оценят нашу преданность и героизм, — бил в себя в грудь старшина Келоев.

— Молодцы, молодцы! — искренне поддерживал их речи замполит. — Вы настоящие джигиты! Вы гордость и честь бригады! И только Арачаев и лейтенант-особист сидели с суровыми лицами на собрании. О чем думал чекист, было неизвестно, а Цанка вспомнил, что с лета прошлого года ни один вайнах не получил ни одной награды, даже на Новый год, хотя Саверский в его присутствии заполнял наградные листы… Всё давно планировалось.

После этого привязанность Саверского к Арачаеву еще больше усилилась. Он своим приказом освободил Цанка от обязанностей командира разведдивизиона и перевел в штаб своим заместителем по оперативной части. День и ночь они были вместе. Полковник успокаивал боевого друга, делил с ним горе. Дважды, в конце марта и в середине апреля, приходили приказы о демобилизации чеченцев и ингушей. Саверский прятал корреспонденцию от всех, рвал в гневе на куски. Ночью, охмелев, кричал замполиту и начальника особого отдела бригады: — На них держится полк. Я с ними тысячи верст войны прошел, кровью и потом истек. Я знаю их, верю им… Мы воевали, делились последним, даже жизнью, а теперь они все предатели и бандиты… Посмотри, кого нам присылают на смену — одни преступники и алкаши. Всё воруют и продают, в бою за спины товарищей прячутся, а во время привалов — они блатные и гордые… Сволочизм это — одним словом. — и он начинал материться.

Несмотря ни на что в начале июня 1944 года поступил третий приказ о демобилизации всех рядовых и сержантов из числа чеченцев и ингушей.

— Цанка, Цанка, — радовался Саверский, — ты офицер, ты останешься в строю, ты будешь со мной.

— Нет, товарищ полковник, — сухо ответил Арачаев, — я увольняюсь. Я не хочу служить чуждой Родине.

— Ты обо всем жалеешь?

— Ни о чем не жалею. Только потерянного под Москвой брата жалко. — Цанка, останься со мной. Не покидай меня. Мы ведь как братья с тобой, даже еще ближе.

— Это так, Иосиф, но там, в неизвестности, мои дети, мать, жена, родственники, как я могу им не помочь… Ты знаешь, как мне тяжело и больно. Как я страдаю… У меня сердце болит, все время давит в груди, дышать не дает… Не могу я терпеть все это… Я стал предателем, изгоем.

— Цанка, — вскрикнул Саверский, обнял его, заплакал, — не забывай меня… Пиши… Мы еще повоюем…

— Зачем вечно воевать, — слабо ухмыльнулся Арачаев.

— Да, да. Мы будем жить счастливо… Все будет хорошо. Давай еще выпьем…

Восьмого июня 1944 года всех чеченцев и ингушей бригады, всего 49 человек, разбудили, хотели потихоньку проводить. Однако из этого ничего не вышло, вся бригада вышла прощаться со своими боевыми товарищами. Когда демобилизованные бойцы стали сдавать оружие, все заплакали, долго обнимались.

— Бойцы! — крикнул Саверский. — Сегодня мы прощаемся с нашими верными друзьями, с боевыми товарищами. Они честно, мужественно сражались за Родину, за Сталина. Проливали кровь, не щадили жизни, делили с нами последнее, — его голос задрожал, сорвался. — Честь и Слава им! Прощайте, товарищи. После этого со слезами на глазах вышел в круг старший из вайнахов — старший сержант Мажакаев.

— Друзья! Наш народ выгнали с родных мест — это одна рана. Нас демобилизовали — вторая рана. Мы стали хуже врага — третья рана… Мы не хотим расставаться… Теперь мы знаем, что наш народ не вернут домой… Нас под ружьем, как предателей, поведут в Сибирь… Вы пойдете на Запад, а мы на Восток… Не поминайте нас лихом…