Прошедшие войны

Следом выскочил на сцену молодой русский мужчина — конферансье, он бойко рассказал пару острых анекдотов, и зал разрядился, залился смехом. Открывал концерт ансамбль танца. Весь зал стоя аплодировал артистам, а далее во время выступления детского вайнахского хора с песней о Родине все плакали — никто не смог сдержать слезы скорби и печали. Потом танцевал молодой, талантливый танцор Махмуд Эсамбаев, пели Валид Дагаев, Марьям Айдамирова, Султан Магомаев, играл на гармони Рамзан Паскаев и любимец публики Умар Димеев.

Под конец первого отделения на сцену вновь выскочил Магомедалиев.

— Друзья, земляки, — громогласно прокричал он, — а теперь перед вами впервые выступит молодая, талантливая певица — Мадлена Исходжаева! Встречайте красавицу!

Зал заревел, и на сцену выскочила молодая, очень стройная рыжая девушка с большим, вызывающим декольте, на высоких каблуках.

— Вот это прелесть! — шепнул на ухо Цанке Далхад.

Арачаев ничего не ответил, только обвороженно любовался литыми ножками, высокой и в то же время небольшой грудью, тонким станом певицы. Давно заснувший нерв в нем пробудился, с задором задергался. От нахлынувших чувств он даже чуть привставал несколько раз. Правда, пела Мадлена Исходжаева явно неважно, пару раз даже сорвалась, но все равно публика ее провожала восторженно, даже ликующе. Впрочем, то же самое было после каждого выступления.

В антракте два боевых товарища вновь были в буфете. После очередной рюмки Далхад шептал на ухо Цанке:

— Если бы я был таким же свободным, как ты, и имел такой же шикарный вид, то я непременно познакомился бы с этой девушкой… Командир, вспомни, какие барышни за тобой бегали до самой линии фронта?

Арачаев еще более загорелся, масса влюбленных, давно позабытых чувств нахлынула на него.

— А ты узнай, кто такая и как с ней можно познакомиться — прямо сегодня украдем красавицу, — с азартом ответил Цанка. — Товарищ командир, это приказ?

— Да, — серьезно сказал Арачаев.

— Да что я, не разведчик что ли? — вскрикнул Бакаров. — Какие задания на войне выполнял! А это — тьфу!.. Разрешите действовать, товарищ капитан!

— Да.

— Приказ будет выполнен, — Бакаров отдал честь и стал удаляться, потом возвратился. — Слушай, а ты возьми еще по сто.

Когда Далхад вернулся, народ после очередного звонка валил в зал.

— Короче, командир, — в одышке, возбужденно говорил сержант, — ваше задание с успехом выполнил — еле прорвался. Прямо за сценой коридор, там третья дверь направо, написано «гримерная» и цифра «6». Она сейчас одна, я с ней лично говорил, рассказал о тебе кучу всего, в основном как есть… Короче, иди… Постой, давай выпьем… А она вблизи еще прелестней!.. Ну Бог тебе в помощь! Не теряйся, ты ведь боевой командир, мы ведь и немцев как мух давили… Вперед, командир! За кулисами Арачаеву преградил дорогу низенький старичок, но увидев поближе уверенный взгляд, а главное богатый вид — молча посторонился, оглядывая посетителя с ног до головы. Цанка твердо подошел к шестому кабинету, три раза стукнул пальчиками и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Сидящая перед зеркалом Мадлена встрепенулась, не вставая, сделала полуоборот в сторону двери.

— Добрый вечер. Разрешите войти, — четко, по-военному на русском языке сказал подвыпивший Цанка.

Девушка оценивающе, бегло осмотрела гостя, задержала взгляд на модных штиблетах.

— Да-да, входите, — робко ответила она, также по-русски, а потом на чеченском добавила: — Вы чеченец?

— Да.

— Пусть и Ваш вечер будет добрым, — уже на чеченском языке сказала Мадлена, и, как показалось Цанке, она по-девичьи засмущалась и даже, к удовольствию гостя, вся зарделась.

При этом она встала в полный рост и в маленькой комнате они оказались совсем рядом. Цанка почувствовал аромат ее запаха, любовался ее большими светло-карими глазами, сочными, чуть вздутыми в капризе губками, вздернутым вверх носиком. Взглядом Цанка прошелся по длинной, с продольными подушечками шее, заманчиво приоткрытой белоснежной груди. От этого открытого просмотра девица еще более смутилась, красивой маленькой ручкой артистическим жестом прикрыла вырез платья. Так молча они простояли несколько секунд, Цанка не знал с чего начать, и вдруг дверь широко раскрылась и в гримерную влетел Магомедалиев.

— Лисеночек мой, моя ласточка, ты просто талант, — еще из коридора говорил он ласковым, шепелявым голосом, потом, увидев в комнате мужчину, резко встрепенулся, оторвал речь. — Ой! — воскликнул он, осматривая щегольский вид незнакомца. Оценив костюм посетителя, Магомедалиев принял серьезный вид, выпрямился, подал руку.

— Магомедалиев Ахмед Якубович.

— Арачаев Цанка Алдумович, — мгновенно ответил Цанка, пожимая толстую кисть.

— Где-то я Вас видел, — сказал Магомедалиев, при этом говорил только на русском языке. — Вы не в профсоюзе работали?

— Нет, я односельчанин Вашего зятя Курто, и бывал несколько раз у Вас.

— А-а-а, — ударил себя по лбу Ахмед Якубович, — вспомнил, вспомнил… Ну как же — герой финской войны. А в Отечественную воевали?

— С первого дня и до июня сорок четвертого.

— Какого звания?

— Капитан.