Прошлое гражданского брака

Итакъ, мы видимъ, что процессъ закрпощенія русскаго брака закончился не такъ ужъ безнадежно давно, и что въ вопрос о раскрпощеніи его современностъ колеблетъ совсмъ не тысячелтія и даже не вковыя традиціи, a просто-напросто сводъ законовъ Николая I, который санкціонировалъ пылкіе запреты Павлова trop de z`ele. Только конецъ XVIII ж первая половина XIX вковъ объявили безповоротными преступленіями – какъ произвольное вступленіе въ бракъ, такъ и произвольное его прекращеніе, a церковное бракосочетаніе и церковный разводъ обставили узкими ограниченіями, которыя превратили гражданскій бракъ, какъ естественный суррогатъ, изъ случая въ постоянное явленіе и изъ возможности въ необходимость. Даже въ вк Ярослава умли уважать психологическія и экономическія причины къ разводу. Такъ – супруги имли право разойтись; если: одна сторона убждалась, что другая промышляетъ воровствомъ, если мужъ, обремененный долгами, грабилъ имущество жены. Въ московскій періодъ – если мужъ былъ настолько тяжело боленъ, что пришлось совершить падъ нимъ обрядъ соборованія, то, по выздоровленіи, воля жены была жить съ нимъ дальше или покинуть его, какъ заживо мертваго, и выйти за другого (Маржеретъ). Вообще, старая Русь, при всхъ деспотическихъ недостаткахъ ея брачнаго уклада, имла на вопросъ о брачной устойчивости взглядъ довольно трезвый. Его превосходно выразилъ послдній человкъ старой Москвы и первый человкъ новой Россіи, Петръ Великій, когда уговаривалъ Ягужинскаго развестись съ женою, одержимою припадками меланхоліи: «Богъ установилъ бракъ для облегченія человка въ горестяхъ и превратностяхъ жизни, дурное супружество прямо противно вол Божіей, и потому столько же справедливо, сколько и полезно, расторгнуть его; продолжать же его крайне опасно для спасенія души». Лишь XIX вкъ, создавшій государственную и духовную бюрократію, постарался, въ союз этихъ двухъ страшныхъ силъ, обратить церковный бракъ въ пожизненную тюрьму безъ просвтовъ и щелочекъ на свободу, съ довчными кандалами обрядовой формалистики, нерасторжимой между двумя существами, даже когда между ними расторгнуто все и по душ, и по плоти. Такъ что въ ІХ-мъ и X вкахъ, о которыхъ помянулъ г. Розановъ, гг. Несторъ и Огузъ, пожалуй, еще никого не удивили бы, да и не нуждались бы въ громкомъ оглашеніи своего гражданскаго союза: онъ былъ бы въ порядк вещей. «Бунтъ» ихъ – гораздо современне. Онъ идетъ далеко не противъ глухой старины, а, напротивъ, воюетъ лишь съ результатами тхъ, еще не столтнихъ даже, новшествъ, что внесены въ русскій семейный строй бюрократическимъ дыханіемъ Павловщины и Николаевщины. Россія успла уже столько изъ наслдій эпохъ этихъ переработать на новое, что неприкосновенными святыни ихъ почитаться боле нигд не могутъ. Россія сняла безобразные николаевскіе мундиры съ сословій, суда, войска, науки, литературы, – пора ей снять старый заношенный мундиръ и съ брачнаго института. Или – не удивляться, что общество, выросшее изъ брачнаго мундира, вовсе перестаетъ его добиваться, и союзъ мужчины и женщины все чаще и чаще находитъ осуществленіе самъ по себ, по взаимнымъ доврію и совсти, равнодушно обходя и угрозу церкви – грхомъ, и угрозу государства – семейнымъ безправіемъ.

1907.