Прошлой ночью с герцогом

Девочка вдруг заплакала и бросилась ему на грудь, обхватив руками за шею. Он прижал ее мокрую щечку к мягкому бархату жилета, совершенно растерявшись. Плечи ее тряслись от прерывистых всхлипов: она словно изливала в громких рыданиях сердечную боль.

Гриффину хотелось придушить Чамберса.

– Поплачь, станет легче, – прошептал Бенедикт, целуя девочку в макушку и поглаживая по голове, как если бы это была Вера или Сара.

В комнату вошла Эсмеральда и остановилась. Гриффин оглянулся и увидел, что глаза ее полны слез: она тоже страдает, чувствует себя одинокой и беззащитной.

И вдруг ощущение полного покоя снизошло на него. И причина стояла рядом: Эсмеральда. Гриффин без тени сомнения осознал, что полюбил ее: всем сердцем, душой, телом. В его жизни было немало женщин, самых разных, но ни одна не затронула его сердце. Он ни минуты не мог прожить, чтобы не думать о ней, не хотеть ее. И она не может без него: он это видел. Она стала частью его, второй половиной, родственной душой. Значит, надо найти способ заставить ее поверить в его любовь, дать возможность признаться, что и она любит его.

Но это не сейчас. В данный момент важно успокоить ее сестру, позволить девочке выплакаться.

Джозефина наконец заснула, но Гриффин продолжал обнимать ее до тех пор, пока не услышал шепот Эсмеральды:

– Пожалуйста, отнесите ее в постель, и я провожу вас.

Глава 28

Умейте прощать, а потом и забывать.

Мисс Фортескью

Эти два дня стали для них адом.

Как это жестоко и несправедливо, что кому-то жизнь преподносит одни радости, а других преследует жестокая судьба. Джозефина осталась без родителей, а теперь у нее отняли и любимое существо, к которому она привязалась всей душой.

Эсмеральда была безутешна, но не могла отдаться своему горю, потому что надо было оставаться сильной, в точности как в те дни, когда умер отец Джозефины. Когда полчаса назад появился Гриффин, было так легко расслабиться, забыть о жестком контроле над эмоциями и позволить ему быть сильным. Пока Джозефина рыдала в объятиях герцога, Эсмеральда тихо плакала про себя. В эти минуты ее одолевало сострадание к сестре. Его доброта наполнила ее такой любовью, что в груди ныло.

– Возможно, теперь она проспит всю ночь, – сказал Гриффин, когда они вернулись в гостиную.

– Да, хорошо бы, – коротко ответила Эсмеральда, по-прежнему не глядя на него, и направилась к двери.

Если ничего не говорить, не смотреть в эти синие глаза, можно уверить себя, что никакой любви нет, но каждый раз, когда их взгляды встречались, лгать себе было невозможно. Она не хотела оставлять свое сердце в его доме, когда уезжала, но именно это и случилось.

Гриффин остановился рядом с ней – так близко, что она ощутила его запах, почувствовала тепло. Как ей хотелось зарыться лицом в его грудь, чтобы он стал утешать ее так же, как Джозефину. Но, видимо, от потрясения, вместо того чтобы искать у него утешения, под давлением эмоций, слишком глубоких, чтобы пытаться их понять, Эсмеральда неожиданно выпалила:

– Не важно, что сказала Джозефина! Пусть ее мысли и заявления кажутся взрослыми и зрелыми, как бы вы ни хвалили ее за доброту, я прошу вас поехать и вернуть Наполеона.

Уголок его губ дернулся:

– Эсмеральда?

– Нет, ничего не говорите! – прошептала она со вздохом отчаяния, вырвавшимся из саднящих легких. – Вернув собаку, вы поможете ей пережить смерть отца, который так много для нее значил. Я не хочу, чтобы она опять получила рану в сердце.

– Я бы с радостью, но ведь она недаром сказала, что не желает страданий другой маленькой девочке.

– Мне безразлична та девочка! – Эсмеральда проглотила рыдание. – Я должна думать о Джозефине.

– Вы не это хотели сказать, Эсмеральда.

– Это, – возразила она серьезно. Сердце ее колотилось как сумасшедшее, плечи подрагивали от непрошеных слез. – Именно это. Девочка и без того настрадалась, поэтому я и прошу вернуть ей собаку.

Взгляд Гриффина оставался мягким, выражение лица – участливым.

– За Джозефину не переживайте. Она все обдумала, приняла решение, и все зависит только от нее самой.

Она была слишком взволнована, чтобы внимать доводам рассудка, и ничего не хотела слышать.

– Джозефине всего двенадцать. Она сама не знает, чего хочет, и не понимает, что для нее лучше.

– Если бы она пожелала, я отправился бы на край света, но против ее воли не пойду.

– Как знаете, – прошептала Эсмеральда, смахивая с лица выбившиеся пряди. – Я сама найду способ вернуть Наполеона.

– Вы не станете этого делать.

– А кто мне запретит? – заявила она с вызовом.

– Не знаю, что за человек этот Чамберс, но уверен: только чудовище могло забрать собаку у плачущей девочки и сбежать. Вы же не такая: не сможете сделать несчастным ребенка.

И опять он прав.

О, она терпеть не могла это признавать, но он почему-то всегда прав.

– А теперь уходите! – бросила Эсмеральда. – Оставьте нас в покое.

– Вы же не хотите, чтобы я ушел.

Она вскинула подбородок и фыркнула:

– Ошибаетесь.

– Докажите. Откройте дверь.