Прошлой осенью в аду

– Ужинаю пока. Люблю холодные котлеты! Это спутники моей трудной, неустроенной жизни. Не могу сказать, что мечтаю о ласке или домашнем уюте – это удел заурядных натур. Однако наесться холодных котлет никогда не мешает. И потом, должен же кто-то их съесть, не то пропадут.

– Я не про котлеты, ну их. Что вам нужно от меня?

Бек стал жевать медленнее.

– Юлия, – сказал он мягко, – я как раз и пришел, чтобы расставить все точки над i. Хватит ходить вокруг да около. Ты мне нужна. В моей трудной, неустроенной жизни...

– Я милицию сейчас вызову!

Бек расхохотался своим неприятным трескучим смехом:

– Милицию? И много у тебя проку с Гешкой вышло? Время только потеряешь.

– С каким Гешкой?

– Да с Цедиловым! Он что-то сюда зачастил. Вот я и решил: хватит туману напускать. Да и Гешка мне надоел – вечно маячит рядом и мешает. Поэтому, Юлия, сядь, съешь котлетку. Разговор будет долгий.

– Не сяду! Я совсем не хочу с вами разговаривать. Лучше вам уйти. Бросьте ваши штучки! Я терпеть не могу астрологии, хиромантии и прикладного чародейства. Хочу спокойно жить!

– Вранье, – парировал Бек. – Ты уже два раза ко мне приходила – сама, без принуждения...

– Это Наташка!..

– Какая Наташка? Наташка не при чем. А ты мне нужна, ты мне подходишь, как никто. Еще когда ты из троллейбуса выпрыгнула, я понял: да это же она!

– Все-таки это вы были? Фартуков?

– В некотором роде. Когда ты узнаешь меня поближе, то поймешь: нет ничего конечного и единственного в этом мире. Имена небесмысленны, но одно и то же мы именуем по-разному...

– Короче, врем! И капитана Фартукова никогда не было? И он никогда не умирал? Так кто же тогда куролесил на острове со свидетельницей?

– Ну, не я же, – поморщился Бек. – Я что, похож на пошляка, который пьянствует в кустах с какой-то дурой? Фи. Это другой Фартуков.

– Их что, Фартуковых, двое?

– Пока двое. Будет столько, сколько ты пожелаешь.

– Да не желаю я ни одного! И вас тоже видеть не хочу. Чего вы ко мне привязались?

Гарри Иванович шумно вздохнул:

– Эх, если бы, как выразился один киногерой, для нашего дела не нужны были красивые бабы...

– Ага, вам требуется ассистентка для фокусов?

– При чем тут фокусы?.. Уф, я вроде уже и сыт. Чайку бы теперь. Конечно, «бокалов жажда просит залить горячий жир котлет»... Но то горячий жир! А холодные котлетки, да еще позавчерашние, надо заливать только чаем. И я предусмотрел – смотри, кипит! Заварка у тебя «Золотой слон»? Дрянь, но что сделаешь. Мы ее зато побольше сыпанем. А вот сахару не надо! Сахар – это вульгарно. Мед бытия, сладость минуты мы должны добывать сами, а не брать из сахарницы. Садись рядом, Юлия! И обними меня...

– Не буду! – шарахнулась я в сторону. Бек сейчас ничего не имел в себе волшебного и могущественного – просто разомлевший от пищи потертый ловелас. Я присмотрелась к его коленкам, ожидая найти козлоногость. Да нет, вроде в ту сторону гнутся...

– Ну хорошо, обнимешь потом, – не стал настаивать Гарри Иванович и шумно хлебнул чаю. – О, потом ты, Юлия, на стены полезешь от желания обнять меня, а я еще посмотрю, позволить или нет. Вспомнишь ты еще этот вечерок и этот чай! Кстати, и интерьер тут мне не слишком нравится. Этот кафель был бы уместен разве в сортире, да и то в каком-нибудь общественном месте – на автовокзале, в райсобесе, в диетической столовой. Как ты с твоим тонким, утонченным даже вкусом могла выбрать такой гадкий кафель?

– Я выбрала то, что мне по средствам, – огрызнулась я.

– Уловки женской скупости! Ты тратишься только на тряпки, как императрица Жозефина. Ведь тебе, Юлия, по средствам мрамор. Каристский мрамор – нежный, зеленоватый, чуть прозрачный – ровно настолько прозрачный, что ловишь себя на мысли: он лишь кажется прозрачным оттого, что так прохладен. А? Он прохладен?

Он провел по мрамору костлявой рукой.

– Прекрасно полирован, да? Вот эта легкая муть, как бы соринки – знак благородства. Фальшивое либо пестро, либо чересчур однородно. Не надо, Юлия, увлекаться пластиками, акрилом и синтепоном. Все это грубо, противно на ощупь и невероятно зловонно, когда горит. Ведь даже пепел должен быть благороден. То есть серебрист и нежен. Никак не вонюч! Сядем-ка здесь, подальше от пластика...