Я свел брови, лихорадочно соображая. Я пока не понимал, к чему клонит святой отец.
–Я готов его выполнить, Ваше Святейшество! – наконец, осторожно сказал я. – У меня и в мыслях не было нарушить данное слово… у нас, пиратов, тоже есть честь.
Урбан VI усмехнулся, как будто разбавленный. Должно быть, мои слова прозвучали высокопарно и оттого нелепо.
–Боюсь, юноша, “мы, пираты” теперь не о вас. Это стезя для вас в прошлом.
Я нервно сглотнул. Меня охватило крайне неприятное предчувствие.
–Я понимаю, – пробормотал я не вполне искренне.
Глаза Папы сверкнули, и этот блеск не был добрым.
–Это хорошо, что понимаете. Вы вообще производите впечатление достаточно сообразительного молодого человека…
Я молчал, смиренно ожидая продолжения. Я решил не гадать, к чему ведет Его Святейшество… рано или поздно сам скажет… дойдет до сути.
–Сейчас трудный период для нашей Святой Церкви. Полагаю, Вы знаете об этом.
Еще бы! Авиньонское пленение
, два Папы3… трудности были очевидны. Вот только я все еще не понимал, как лично я могу тут помочь…–У меня много врагов, господин Косса, – вкрадчиво продолжал святой отец, буравя меня своим острым, как клинок, взглядом. – Печально много!
Вот оно! Кажется, я начал догадываться…
–Понимаю, Вашей Святейшество… – тщательно подбирая каждое слово, заговорил я. – Быть может, я могу быть вам… полезен? Могу помочь?
Повисло тяжелое молчание. Я ждал ответ, а Папа все присматривался ко мне, мысленно взвешивая все за и против. Потом последовал вердикт:
–Вполне возможно, молодой человек… вполне возможно.
Так началась новая глава моей жизни… и началась она с того…
…как я служил Урбану VI
Жизнь, друг мой, налаживалась.
Прежде всего, я вышел на свободу и получил крышу над головой (как и прочие удобства)… а когда полностью освоился в своей новой ипостаси, сообразил, что приобрел очень неплохой источник средств к шикарному существованию, при умелом обращении – практически бездонный! В общем, жаловаться не приходилось.
Про Яндру я не забыл, первым же делом выяснил ее судьбу. Обнаружил, что моя подруга по-прежнему на воле и тоже пытается узнать, что со мной приключилось. Взаимное облегчение было столь огромным (признаться, мысленно мы друг друга уже похоронили), что наша встреча получилась весьма бурной. Я с таким жаром распахнул свои объятия, а она с таким пылом в них ринулась, что совместно проведенные годы как будто стерлись из памяти; казалось, наша история только-только начинается… и страсть еще не начала угасать.
–Я думала, тебя убили! – шептала Яндра в перерывах между жадными поцелуями.
–Не так просто меня убить… – фыркал я в ответ.
Мы провели безумную ночь и почти не разговаривали, для слов места не осталось… первые вопросы прозвучали только под утро, когда рассеянный новорожденный свет проник в мою спальню сквозь тонкие занавеси и разбудил нас, только недавно задремавших в объятиях друг друга.
–Что это за дом? – сонно пробормотала Яндра, не открывая глаз и поудобнее устраивая свою светловолосую головку на моем плече.
–Папа Урбан VI милостиво вручил мне его во временное пользование… – пояснил я туманно.
Она настолько удивилась, что не поленилась приподняться на локте и заглянуть мне в лицо. Я почувствовал ее настойчивый взгляд даже сквозь смеженные веки.
–Это за какие такие услуги?!
–За будущие, крошка… – усмехнулся я, открывая глаза. – За будущие! Я назначен главным дознавателем Его Святейшества… должность почетная.
–Страшная, – возразила Яндра, и я не стал с ней спорить. Ибо, по сути, она была права! Ведь я стал, если не припудривать фразы, просто-напросто палачом Папы.
Как вскоре выяснилось, моей первостепенной задачей было ликвидировать его, Святейшества, врагов… которыми чаще всего оказывались высокопоставленные духовные лица, преимущественно – кардиналы. А прежде чем убить (то бишь, казнить), мне порою приходилось применять к сим несчастным допросы с пристрастием… то есть допрашивал я лично, а мерами “пристрастия” только руководил.
Не знаю, догадывалась ли Яндра обо всем, что мне приходилось делать на службе у Его Святейшества… наверное, да. Она была умной, моя девочка, главное же, – никогда не пыталась учить меня жизни или осуждать. И я очень ценил ее за расчетливую трезвость, за честность перед самой собой и отсутствие глупого сентиментального жеманства. Яндра принимала жизнь во всей ее неприглядности и не старалась ничего (и никого, включая меня!) приукрашать. Пожалуй, я любил ее именно за это… за то, что она принимала меня таким, каков я есть, со всеми моими пагубными пристрастиями и привычками.
Итак, настали славные денечки. В чем-то лучше, чем в самые удачливые периоды моего пиратства… еще бы, ведь теперь я был под защитой самого святого человека на планете (по утверждению католиков, по крайней мере). Мне вкуснее елось, слаще спалось… порою я скучал по приключениям, но не настолько, чтобы рисковать своим сытым благополучием во имя опасности.