Проснись в Никогда

Реакция Джима напугала меня. Таким я его еще никогда не видела: с трясущимися руками, со слезами на глазах и до неузнаваемости искаженным от гнева лицом. Даже пена на губах выступила. Он уже несколько недель ходил на взводе, но я списывала это на напряженную работу над мюзиклом, который надо было завершить к Весенним чтениям, и над записью демоальбома, которую устроил ему мистер Джошуа. «Я хочу, чтобы это была бомба, Би. Я намерен прославиться». Он сходил с ума от беспокойства, неуверенности в своих силах, отчаяния. «Ноты утратили бархатистость», — жаловался он. Западающий в душу мотив, когда-то придуманный в качестве сквозной темы, внезапно стал казаться ему навязчивым и режущим ухо. Стихи были сплошными клише. Я твердила, что все отлично, но не могла его убедить. Наши отношения стали натянутыми, мы проводили время в безрезультатных разговорах о стихотворных размерах и синкопированных ритмах, пытаясь отыскать более подходящую рифму к слову «растрачивать».

— «Подначивать? Уплачивать?» — предлагала я.

— Это все никуда не годится, — злился Джим.

В тот день я дала Джиму шанс объяснить то, чему я стала свидетельницей, назвать безобидную причину, по которой он накануне вечером сел в машину к Давалке Виде, сказавшись больным в переписке со мной.

Но он не стал ничего объяснять.

— Ты хочешь расстаться со мной из-за этого? — заорал он. — Ну и ладно! Я сыт по горло твоими комплексами, твоим детсадовским поведением, твоей неспособностью видеть в людях плохое! Зло существует, ты это понимаешь или нет? Иногда мерзости случаются у нас под носом.

Я развернулась и побежала вниз по склону холма. Меня душили слезы. Когда я остановилась и оглянулась назад, то, к своему изумлению, обнаружила, что Джим не попробовал меня догнать, как я ожидала. С мрачным и озабоченным видом он двинулся в противоположную сторону и исчез из виду.

Так, словно не хотел иметь со мной ничего общего. Так, словно между нами и в самом деле все было кончено.

Это был наш последний разговор.

Два дня спустя он погиб.

— Ректор Траск объявил, что тело Джима нашли в карьере, — продолжала я, — и назавтра об этом написали во всех газетах. В тот же день Вида исчезла.

— На что ты намекаешь? — спросил Кэннон.

— Она немедленно уехала из города, помнишь? Об этом объявили во всеуслышание.

— Ну да, точно, — протянула Уитли, наморщив нос. — На последнем собрании. «А также имеем честь сообщить, что мисс Джошуа стала участницей программы исследования стволовых клеток в Университете Чикаго».

Киплинг кивнул со скептическим видом:

— Все равно что услышать о том, как обезьяну взяли на работу в Государственный департамент.

— Думаешь, она пыталась скрыться с места преступления? — спросила меня Марта.

— Меня насторожил выбор момента, — кивнула я. — Похоже, она чего-то боялась. В общем, я зашла к ней на «Фейсбук». Она работает сушефом в итальянском ресторане и опять живет у родителей. Я всегда жалела, что у меня тогда не хватило духу объясниться с ней. Теперь я готова. — Я сделала глубокий вдох и поднялась на ноги. — Кто со мной?

Один за другим они подняли руки с опасливым выражением на лице.

Глава 11

Вида Лоретта Джошуа была на семь лет старше нас.

Она была единственным ребенком мистера Джошуа. Окончив Дарроу, она стала студенткой колледжа в Северной Каролине, а потом у нее случилось что-то вроде нервного срыва — истинная природа которого так и осталась невыясненной, — в результате чего она вылетела из колледжа и вернулась домой.

Жилищем семье Джошуа служил скромный домик в тюдоровском стиле на территории кампуса Дарроу. Приходя к ним в гости, ты чувствовал себя так, будто очутился в компании двух обычных людей, которые держат дома пантеру. Это объяснялось двумя причинами. Во-первых, Вида Джошуа была ослепительно красива: черноволосая, с широко расставленными синими глазами, инопланетными скулами и таким симметричным и завораживающим лицом, что, когда она наконец удостаивала тебя взглядом (это случалось далеко не сразу), ты чувствовал себя скромным натуралистом, подслеповато щурящимся в бинокль на дикую кошку, которая лениво смотрит на тебя с вершины горы. Во-вторых, мистер и миссис Джошуа, похоже, побаивались своей доченьки и разговаривали с ней заискивающим тоном. Когда та валялась в гостиной на диване, в мешковатом свитере, с немытой головой, поедая прямо из пакета капустные чипсы и погрузившись в очередное реалити-шоу, они ходили вокруг нее на цыпочках, боясь совершить резкое движение. Слишком уж их пугали обе перспективы: выпустить ее обратно на волю (в колледж) или отправить восстанавливаться в заповедник (на психотерапию). Поэтому они просто оставляли Виду наедине то ли со скукой, то ли с депрессией, то ли с чем-то еще, что было у нее на душе.

Доподлинно этого никто не знал.