— Да ладно, классные обои! Слушай, а когда ты на нас в коридоре наткнулся, ты чьи стихи бормотал?
Кирилл смутился еще больше.
— Свои.
— Здорово!
— Ничего не здорово! Рифмы у меня не получаются и этот… размер силлабо-тонический.
— Получится. Вот увидишь. Ты, главное, упражняйся. Как с отжиманиями. Двадцать пять строф — ямбом, пятнадцать — хореем, а там, глядишь, и амфибрахий у тебя влегкую пойдет.
— Спасибо, — зарделся Кирилл. — Я все надеюсь, может, на мои стихи песни получатся. Чтоб мы с ребятами пели их на привале… Или когда отбой…
Тут в нагрудном кармане темно-зеленой рубашки оборотня требовательно запищала рация. Кирилл выхватил ее, сразу подобрался, стал выглядеть по-военному.
— «Кречет» на связи, товарищ командир! Проснулся он, товарищ командир. Позавтракал. Выглядит как? Бодро, товарищ командир. Есть, товарищ командир! — Кирилл убрал рацию, посмотрел на Викентия. — Командир сказал, что если вы себя нормально чувствуете, то одевайтесь и приходите в генштаб. Одежда в том шкафу висит, а в генштаб я вас провожу.
— Как скажешь, Кирилл.
— Я выйду, за дверью подожду, чтоб вас не смущать. — Стихолюбивый оборотень оказался еще и безумно тактичен.
— А где дверь?
— А вот. — У Кирилла в ладони засеребрился продолговатый карандаш пульта. Он навел пульт на стену с симпатичным портретом щенят в атласной корзинке. Зажужжало, и в стене открылся дверной проем. — Так я подожду снаружи. Спасибо за булочки.
— Тебе спасибо. И за завтрак, и… за компанию.
Кирилл вышел, скрылся за дверью, напевая тихонько: «Серыми тучами небо затянуто…» Голос у него был приятный, с пикантной такой хрипотцой…
В шкафу действительно обнаружилась одежда Викентия: отстиранная, отчищенная, отутюженная. А ботинки блестели не хуже, чем у героев известного фильма «Люди в черном», который недавно переозвучивал Степан…
Кстати, что же стряслось со Степаном? Почему он так понадобился Озулии и Надежде? Где он, если не в больнице?
Викентии со вздохом оделся, понимая, что вопросов у него пока больше, чем ответов.
Он даже о судьбе Элпфис, которую Кирилл на звал «его девушкой», ничего толком не знает. Ладно. Пока выполняем приказ командира-бизона. Следуем в таинственный генштаб.
Вслед за Кириллом Викентии протопал мимо арсенала (так значилось на прибитой к стене табличке), загадочной пультовой (тоже таблична), тира (и без таблички было ясно, потому что из полутемной длинной комнаты без конца раздавались гулкие выстрелы и насмешливые замечания типа «Промазал!», «Щи вари, а не автомат держи!» и т. п.). Наконец Кирилл толкнул обитую плотной темной кожей дверь, вошел, щелкнул каблуками:
— Здравия желаю, товарищ командир! Господин Вересаев прибыл.
И Викентий понял, что попал он в пресловутый генштаб.
— Заходите, заходите, господин Вересаев! Располагайтесь. Поручик Шапкуненко!
— Есть! — вытянулся Кирилл.
— Подежурьте за дверью.
— Есть. — Пухлощекий поручик сник, но приказ исполнил.
Викентий огляделся. По роду жизни и деятельности в генштабах бывал он нечасто. А если соблюдать совершенную точность, вовсе в них не бывал, поскольку являлся человеком мирным, хотя и военнообязанным. И потому не знал, как положено условно взятому генштабу выглядеть.
Этот же, в который его привел поручик Кирилл, напоминал толково обставленный мебелью и оснащенный кой-какой техникой зал бомбоубежища. Окон, разумеется, не было; Викентий вовремя вспомнил, что находится глубоко под землей. На стенах висели различные карты Москвы, какие-то диаграммы, графики. В углу со скромной торжественностью крепилась к стене витрина из оргстекла с названием «Передовые рядовые» и парой дюжин фотокарточек (карточку Кирилла Викентий там не заметил). Над доской, точнее, витриной почета красиво провисало алого бархата знамя с золочеными витыми шнурами и кистями. На знамени золотом же вышит был гербовой орел. Одно слово — генштаб.
— Присаживайтесь, господин Вересаев, — настойчиво попросили бывшего психиатра, и он понял, что глазеть по сторонам просто бестактно и следует обратить внимание на хозяина кабинета.
Тот сидел во главе длинного, крытого простым зеленым сукном стола и исподлобья, как-то по-бизоньи разглядывал скромно присевшего на другом конце стола-громадины ненастоящего мага Викентия Вересаева.
«Ох, да он же и есть бизон!» — ахнул про себя Викентий, к месту вспомнив рассказы Кирилла. Но не стал изображать удивления или там дамской нервозности, а суховато, вполне по-мужски и отчасти даже по-военному спросил:
— Чем могу служить?
— Я вам для начала представлюсь, господин Вересаев, — голосом трамбовочной машины заговорил хозяин кабинета. — Ситуацию обрисую. Вкратце. А уж потом вы решайте, чем можете или не можете нам служить.
Губы «бизона», как отметил Викентий, при произнесении данной речи как бы и вообще не шевелились.
— Согласен, — кивнул бывший психиатр.