Проснуться живым

— Ты спи, конечно, но из пистолета я стрелять не умею.

— А-а, все просто. Эта дура с системой самонаведения. Тип «Бьорк», вторая модель. Их только оборотни используют. И пули там необычные.

— А какие?

— Мента-альные… Ты не поймешь… Синий огонек видишь?

— Да.

— На предохранителе стоит. Нажмешь на него — загорится красный. И можешь стрелять. Только меня не буди-и…

И Элпфис тут же засопела, искренне провалившись в сон. А бывший психиатр Викентий пошел в неизвестность, имея на руках непонятную свою спасительницу и оружие, которым пользуются только оборотни.

По его подсчетам, он шел уже примерно часа полтора. Потому что ноги стали плотностью напоминать знаменитый бытовой утеплитель «Ursa», да и сонная Элпфис, поначалу невесомая, как волнистый попугайчик (все какие-то птичьи сравнения шли Викентию на ум), теперь ощутимо оттягивала руки. Да еще этот чертов пистолет!..

Викентий всерьез подумывал о привале. В самом деле, раз Элпфис бормотала что-то об их относительной безопасности от поползновений Надежды и Озулии, можно ведь и пристроиться на отдых. Растянуться прямо на полу — вроде не каменный, выложен чем-то наподобие пластика. Аккуратно, чтоб не разбудить, уложить Элпфис. И провалиться в сон, в целый коктейль из снов, столь необходимых измочаленному событиями телу… Но едва он начал малодушно выискивать взглядом уютное местечко у неуютной даже на вид коридорной стены, как в отдалении раздался звук шагов.

При этом сопровождаемый голосом.

Викентий напрягся, взмолился к своим бета-адреноблокаторам, чтоб не лезли не в свое дело, не блокировали чем ни попадя, поудобнее перехватил спящую Элпфис, выставил руку с пистолетом и приклеился к стене. А куда ему было прятаться от подступающей неизвестности? Что спереди, что сзади — один коридор. Прямой путь.

Шаги становились громче, с ними вместе усиливался и звук странного бормотания, словно кто-то заучивает или просто бубнит себе под нос… стихи.

И точно, еще не видя неизвестного, Викентий уже услышал густой, но явно неуверенный в себе бас:

Мой путь, как планеты ни вмешивайся,
Лишен астрологии логики.
Любовь, под луной растелешивайся!
Зови к себе воем из трам-та-та.
Когда мне трам-та-та не верится
В свой собственный взгляд в отражении,
Мой путь не трам-та-та-та мерится,
Он верить не даст в поражение.
И с боем взмывая в кровавую…

Тут загадочный стихолюбец выступил из полутьмы и как раз узрел пред собою компанию из Викентия, Элпфис и спецпистолета типа «Бьорк».

— Оба-на, — непоэтически выразился стихолюбец. — Вы здесь откуда, люди?

— Если ты нас тронешь… — Викентий поднял трясущуюся руку с намертво зажатым пистолетом.

— Не трону, мужик, отвечаю. — И стихолюбец поднял руки, демонстрируя мирные намерения. — Не боись, вы у своих, мы про вас уже слыхали.

— Кто это вы?! — рявкнул Викентий. Точнее, хотел рявкнуть. От усталости вместо порядочного рявканья получился писк цыплячий.

— Да наши! Толковые пацаны. Спецназ, короче. А девушку передай-ка мне, ты ж сам с ног валишься.

— Нет! — И Викентий затряс пистолетом.

— Да ладно тебе ломаться. — Стихолюбец неожиданно резво подскочил к Викентию, бережно выхватил у него Элпфис, а самого психиатра легонько подсек под коленки и взвалил к себе на плечо.

— Двоих не дотащишь! — пискнул Викентий, от удивления и про пистолет забывши.

— Ха, — только и ответил стихолюбец и зашагал в обратную сторону.

— Куда ты нас… — совсем немужественно пропищал Вересаев. — Я тебя пристрелю…

— Ты все равно его с предохранителя не снял, — услышал бывший психиатр, проваливаясь в ватную мякоть очередного забытья.

А потом забытье сменилось сном — качественным, бестревожным, крепким. Не мучили Викентия Вересаева ни кошмары, ни проблемы, ни фатальные аспекты бытия. Спал он в настоящей постели, на настоящих чистых простынях, уткнувшись носом в здоровенную подушку и до макушки натянув одеяло. Спал, не ведая, сколько времени длится его сон и что ожидает его по пробуждении.

Наконец пробуждение наступило. Из-за вполне естественных надобностей организма. Тут-то Викентий и открыл глаза и увидел и свое замечательное ложе (особенно красивым показалось постельное белье — по светло-розовому полю вышиты были умилительные божьи коровки), и комнату, в которой оказался. Похоже, была это детская: на теплого апельсинового цвета обоях улыбались всякие мохнатые зверушки, с потолка свешивался светильник в виде большого яблока (он и давал мягкий рассеянный свет), а в углах стояли шкафчики и комоды, явно рассчитанные на детский рост и возраст.

«Так, — подумал Викентий, — где я нахожусь, непонятно. Но это не важно. Важно другое — в этой детской комнате сантехнические удобства тоже детские?»