Проснуться живым

Опять все зашумели, но в пределах разумного, камерно так, кулуарно. После чего окончательно пришедший в незыблемое равновесие духа Распорядитель ударил в материализовавшийся в его руке маленький гонг и сказал:

— Приступаем к основному вопросу. С оперативным докладом о текущем состоянии дел выступит полковник Базальт.

Полковник-бизон воздвигся над столом и забасил:

— По ряду полученных нами оперативных донесений с мест основной дислокации вражеских формирований…

Словом, командир оборотней изложил высокому собранию все то, что уже было Викентию известно. Особенно он напирал на факты разрушения архитектурных ценностей (памятник Петру Первому работы Зураба Церетели) и другие акты вандализма, учиненные охамевшими змеями.

— Что вверенные вам подразделения делают, чтобы отыскать и лишить власти преступницу Надежду Абрикосову и незаконную эмигрантку по имени Лупомбомба Озулия Уа Макумба Хоста? — чеканным голосом поинтересовался вице-президент Московской управы драконов.

— Делаем все, что можем, — помрачнел полковник Базальт. — Бросили все резервные силы…

— Мало! — рыкнул дракон.

— Ах, мало! — рыкнул и оборотень. — Тогда принимайтесь за патрулирование и разведку с воздуха! Тут зад просиживать все горазды, а как в дело — кишка тонка?!

— Ш-ш-ш! — зашипел было дракон Сергей Павлов, но Распорядитель снова звякнул в гонг:

— Соблюдайте толерантность, господа, соблюдайте толерантность! Полковник Базальт, мы благодарим вас за доклад. Какие будут замечания, предложения?

Неожиданно слово взял князь Кочевряжский, нервно оправляя жабо из черных кружев с алыми пайетками:

— От имени ныне почивающего и властвующего Мастера московских вампиров, его высочества Максимилиана Нейгауза, я уполномочен сделать заявление.

— Вас внимательно слушают, князь.

— Появление в столице таких особей, как змеи-вампиры, не только создает прямую угрозу дневному и ночному населению нашего дорогого города, но также порочит высокое звание и назначение вампира! Поэтому Его Высочество обещает всемерную поддержку московских вампиров в беспощадной борьбе с этими… выродками и готов лично принять участие в облавах или иных карательных операциях, о коих, он надеется, ему будет своевременно доложено.

— Боятся вампиры, — не громче дуновения ветра зашептала Викентию на ухо Элпфис- Боятся, что змеи их под себя подомнут и уничтожат как класс. Иначе с чего бы они так засуетились и стали помощь предлагать? Вампиры — го-ордые, для них остальная нежить — плебеи; вампиры сроду ни оборотню, ни духу неупокоенному помощи не подавали и ровней себе не считали… Все, молчу, Распорядитель смотрит.

Однако Распорядитель уже не смотрел в сторону Викентия и его подруги. Он изящным кивком предоставлял слово эльфу Эдуардасу Логовайтису:

— Ваши предложения, принц?…

Эльф встал, вышел из-за стола и подошел к камину. Откуда-то из складок своего светло-серебристого плаща извлек арфу и принялся ее настраивать.

— О-о! — тут же возмущенно простонал вице-президент Московской управы драконов. — Что за привычка дурацкая: если выступать, то с аккомпанементом?! Уже зубы сводит от этой этнической музыки! Как заведут нудятину… Без нее нельзя?

Эльф метнул в дракона гневный взгляд. В полете взгляд превратился в горящую алым огнем стрелу, и, не перехвати ее рукой Распорядитель, неизвестно, чем бы кончилось заседание Высоких Лиц.

— Господин Павлов! — сурово одернул нахального вице-президента Распорядитель и подул на слегка обожженную ладонь. — Постановлением Совета Силовых Структур города Москвы, за номером три шестерки четыре семерки, параграф два, пункт «а», подпункт «аа», ваше заявление подпадает под определение Межвидовой Нетолерантности! Я ставлю вам на вид, господин Павлов.

— Пфу, — негромко высказался дракон. Типа того, «видал я ваши виды»…

— Он всегда выступает против того, чтобы я музицировал! — продолжал возмущаться эльф. — А значит, он выступает против эльфийских традиций, против нашей индивидуальности!

Глаза возмущенного эльфа налились слезами. Он стиснул арфу и громко, но несколько театрально зарыдал, как ребенок, лишенный законной третьей порции пломбира.

— Начинается, — тихо простонала Элпфис, закатив глаза. — И так каждое заседание! Драконы достают эльфов, те закатывают истерики и пишут ноты протеста… Потом полковник Базальт, у которого деликатности не больше, чем у зенитной батареи, назовет господина Негорельского паршивым могильным червяком. А тому это обидно, и он в отместку поименовывает всех оборотней жертвами собачьих абортов… Одно слово, взаимная нетерпимость. Никакой толерантности.

Викентий слушал эти речи, и ему было смешно. Но он старательно сохранял серьезный вид. Иначе и его обвинят в нетерпимости. К вампирам, например. А потом те же вампиры встретят в темном переулке и, оскалив клыки, скажут: «Здравствуй и прощай, нетерпимый человече! А какова твоя кровушка на вкус?!»

Нет, господа, толерантность — великое дело. Без нее нынче не то что переговоры провести на высшем уровне — в сортир не сходить.