Простая смертная

– Пришёл твой черёд испить из этой чаши. Да будет она не слаще моей!

Она подняла руку с ножом к собственному горлу и под подбородком алым цветом вырос кровавый порез. Кровь алом-тёмным потоком пролилась на платье.

Пошатнувшись, Эденсун осела на пол у ступеней, на котором стояло кресло Эвила.

В комнате повисла почти мёртвая тишина. На лицах мужчин словно были маски.

Я же была так потрясена, что поначалу даже не испугалась. Было ощущение, что всё не на самом деле – лишь инсценировка. И в то же время сердце знало правду – Эденсун была мертва.

А пред предстояло идти вперёд по той дороге, которую она только что завершила у моих ног.

Глубокая тоска и печаль охватили меня.

Страх пришёл уже позже. Когда я вернулась в свои покои.

«Пришёл твой черёд испить из этой чаши. Да будет она не слаще моей!», – вновь и вновь заезженной пластинкой звучал в моей голове голос умерший, словно проклятие.

Я никогда не была суеверна. Но иногда проклятия сбывались – тогда, когда насылались заслуженно.

Впрочем, я их не заслужила. Только чувство вины и страх всё равно меня не покидали.

Глава 17

Иногда так бывает, картинка, по началу не чёткая, становится ярче и отчётливее по мере того, как события отдаляются. Поначалу всё произошло вроде как обыденно, но через пару часов события всё глубже впечатывались в память.

Я не толкала Эденсун на безумные поступки, не подначивала перерезать себе горло, но всё равно чувствовала себя виноватой в случившимся. Она вставала передо мной в полный рост и смотрела смеющимися, змеиными глазами, в которых блестели слезы: «Моя смерть – это твоя вина».

На самом деле нет. Я человек разумный. Я осознаю, что всё это игры разума, возможно, последняя манипуляция, которую она могла себе позволить. Я совершенно ничего не сделала для того, чтобы она пришла к такому концу. Никак не интриговала против неё, даже ни с кем о ней не говорила. Да, в душе я боялась её, а страх часто порождает тень – ненависть. Проживи Эденсун чуть дольше, мы вполне могли стать врагами. Просто не успели.

И в глубине души я была этому рада. Она могла быть сильным соперником. И умница – нужно отдать должное. Могла ли она выжить в сложившихся обстоятельствах? Не знаю. Её вряд ли бы казнили. Скорее всего – выслали бы. Но после того, как Эвил сожжёт их дворец, она больше не будет принцессой. Принцесса без королевства – это всё равно, что в наше время разорившийся миллионер. Тот, кто всегда ел с золотого подноса думает, что жизнь кончилась в тот момент, когда он не может оплатить налоги на земельные участки в сотни гектаров со всеми атрибутами красивой жизни.

Но на самом деле банкротство – это не конец. Ничто не конец, пока ты в сознании, пока ты способен двигаться. Кусок хлеба одинаков на вкус для миллионера и простого рабочего; часы за миллион баксов это всё те же стрелки и часовый механизм, показывающий время и, если отбросить понты и бренды, часы за триста рублей выполняют свою функцию ничуть не хуже; дешёвенький жигулёнок способен довести из точки А в точку Б; а любви и дружбы, искренних отношений и чистого воздуха у простонародья больше, чем у богачей и лордов.

Если бы я была сегодня на месте Эденсун, я бы горло резать не стала. Я бы до последнего просила помиловать мою семью, а не получилось бы – постаралась бы добраться до родного дома быстрее Эвила и умереть рядом с теми, кого люблю. Я бы боролась за каждый свой вздох. Даже если бы меня не приняли дома – на городских улочках кипит жизнь. Да, красивый жест – умереть с громкими словами на устах, но по факту – мы все остались при своих интересах, мы дышим, едим и, не завтра, так послезавтра, не послезавтра – через неделю, мы забудем все слова. А если подумать – я так даже выиграла. Эденсун освободила мне дорогу.

Да, жизнь – это школа или поле боя. Самоубийство – как дезертирство. Оно глупо и трусливо.

Меня тяготила память об Эденсун с перерезанным горлом, но, в то же время я испытывала облегчение. Мне больше не нужно её опасаться. Мне не придётся ломать голову над тем, как устранить её с моего пути, не нужны будут угрызения совести, если ситуация накалится до крайности – она всё решила за меня. Даже если Эвил испытывал к плясуньи какие-то чувства, то она теперь мертва. И ушла она так, что он будет только рад забыть о ней. А я буду рядом, тёплая, живая, с улыбкой на устах, а не ядовитыми словами на языке, что жалит больнее осы.

Лучше быть живой, чем мёртвой. Даже если впереди тебя ждут драконы. Даже если твоего мужа зовут Порочным Принцем, а его брат Чернокнижник – та ещё тёмная лошадка, даже если по сравнению со свекровью любая мамба – ласковый ужик. Лучше быть живой, чем мёртвой.

К вечеру мои девушки-служанки принесли мне добрую весть о том, что в связи со смертью Эденсун Эвил, видимо, в память о своей недоеденной драконами жене, решил не предавать огню её королевство. Жестом доброй воли он повелел отослать останки плясуньи её отцу.

Что-то мне подсказывало, что за морем такую «доброту» вряд ли кто оценит.